У нас разговор к вам, Надежда Григорьевна, сказал он. Посидим, поговорим
Ты говори, милый, говори, поощрила его старуха. Я стоя-то лучше разумею. Да и насиделась я в жизни, насиделась
Да садитесь вы, садитесь, с легким раздражением сказал участковый, но Игорь Васильевич неодобрительно посмотрел на него, и лейтенант замолчал.
Мы с Василием Васильевичем из милиции. Хотим кое о чем порасспросить вас.
Надежда Григорьевна кивнула.
Василя-то я знаю. Со Струг он. Полины Рыскаловой сынок. Моей свояченицы.
Василий Васильевич заерзал на скамейке, хотел что-то сказать, но не сказал.
Самого-то я впервой вижу, но слыхала, слыхала, что он нонесь у нас в чинах. А ты, милой, отчего в пиджачке? Без погон-то? Агент?
Она сказала с ударением на «а». Корнилов засмеялся и кивнул головой.
Агент, агент. Из розыска я, уголовников ищу.
Надежда Григорьевна понимающе улыбнулась.
Насчет Сашки Иванова небось? Ох и питух, не приведи господи. Всех у нас во мхах перезюзил. И Главдю испортил. Она хоть и сидела, а девка была хорошая. Передовка в лесхозе. От тюрьмы да от сумы грех зарекаться А этот зюзюкало и ее к вину приохотил. Говорила Надежда Григорьевна забавно, будто ручей журчал. Все время на одной ноте, без остановки. Приходилось постоянно вслушиваться, чтобы разобрать каждое ее слово.
Возле Орельей Гривы парня-то он порешил? вдруг спросила старуха.
Где, где?
Надежда Григорьевна широко улыбнулась и, словно боясь обидеть гостей, прикрыла рот коричневой сухой ладонью.
Да у леса, милый, у леса. Мы так горку называем Орелья Грива, она наконец села на табуретку и повторила: Сашка убил-то?
Кто убил, мы не знаем. Не знаем даже, к кому шел убитый, ответил Корнилов. Вы что ж, Надежда Григорьевна, одна живете?
Одна, товарищ хороший, не
знаю, как зовут тебя. Одна.
Игорь Васильевич меня зовут.
Я уж десять лет как одна, стала рассказывать старуха. Сын-то с дочкой в городе. Хорошо устроились. В прошлом годе Верка, дочь-то наша, приезжала. Нарядная. Гостинцев мне навезла Надежда Григорьевна вздохнула, словно вспомнились ей дочкины гостинцы. Да я и сама-то хорошо живу. Хорошо. Пенсию каждый месяц двадцать один рубль получаю. Да сын присылает. Когда пять рублей, когда боле. К Новому году десятку прислал
«Ох-о-хо. Старость не радость», подумал Игорь Васильевич и спросил:
А сын не приезжает?
Не. Скучно ему тут. Приятелей нет. И девок не осталось. Все меня зовет. В город-то.
Да, народу у вас во Владычкине совсем мало, согласился Игорь Васильевич. Заскучаешь.
Из молодых-то кто? стала прикидывать старуха. Главдя-то? С зюзюкалой связалась. Имени-то его и слышать не хочу! Федотовы. Сестрицы. Да Вовка, Вальки Федотовой сын. Так ему еще и шашнадцати нет. За прогоном бабка Калерия. Она с печки не встает. Я ей поесть когда сготовлю она и сыта неделю А остальные навроде старой Кавалерии, она хихикнула. Это я так старуху зову. Шучу над старухой.
Игорь Васильевич улыбнулся, подумал: «Какая же старая должна быть эта бабка Калерия, если старуха Надежда Григорьевна по сравнению с ней себя молодой считает!»
Но родные-то, наверное, есть у владычкинских стариков? Ездят из города? спросил он. Да ведь и Луга под боком?
В Луге-то есть наши. Пустили там корешки. Так они сюда носа не кажут. Городскими себя считают. И в Питере наши живут. Как же, как же, там родня есть.
А ведь у вас такие леса вокруг! сказал Игорь Васильевич. Грибов, ягод, наверное, тьма. И дичь! Охотники-то приезжают?
Не приезжают, милый. Разве что к егерю. А у нас во Владычкине Вовка Федотов один палит по воронам. Отцова берданка ему досталась, вот и палит.
Выходит, что негусто у вас с населением, улыбнулся Корнилов. И родственники про Владычкино позабыли. От станции далековато.
Старуха промолчала.
Ну а егерь с лесником, наверное, бирюками живут? Попробуй-ка до них добраться.
А чего до них добираться? удивилась старуха. Не велик и крюк. Версты на две подале нас. Егерь-то с семейством живет. С женкой. Трое у них мал мала меньше. Большенький, правда, в школу бегает. Она засмеялась, опять, как в начале разговора, прикрыв рукой рот. Волков не пугается. Ильич, лесник-от, один проживает. Одинокий. Ни детей, ни женки. Хотя кто его знает Не мшинский он, не нашенский, но мужчина добрый, обходительный.
Да ведь живет он здесь с незапамятных времен, вставил молчавший все время участковый.
С запамятных, с запамятных. Давно живет, да не наш. Не из Мхов, строго сказала Надежда Григорьевна и, оборотясь снова к Корнилову, продолжала: Он, Ильич-от, с пятьдесят шестого здесь. Аль на годок ране. Степан Трофимыч, старый лесник, умер, Надежда Григорьевна перекрестилась. Наш был братец, Ильич-от и приехал на его место.
Надежда Григорьевна задумалась, рассеянно глядя в замерзшее оконце. Корнилов не торопил ее, ждал, когда сама заговорит.
Степан-от тоже одинокий был, наконец заговорила старуха. Уж такой одинокий! Никого ему окромя леса не надо. Вот охотник-то был. У меня подушки пером набиты все он, брат, дичи настреливал. Ружье у него большое, да-а-алеко стреляет. С подзорной трубой