Давай, капитан, рассказывай, сказал Корнилов и с интересом подумал: «Подтвердилась моя догадка или нет?» И, словно угадав его нетерпение, тот сказал:
Ваше предположение по поводу лесника Зотова оказалось верным. Сейчас у следствия есть все доказательства. Он чуть-чуть помедлил. Начну по порядку. Мы со следователем Каликовым восстановили позу убитого на тропинке
Я тебя перебью, Александр Григорьевич, лесник признался?
Это как посмотреть, сказал Шакутин. Порешил он себя, Игорь Васильевич. Мы его из петли холодного вынули.
Еще того не легче, пробормотал Корнилов и подумал: «Зачем же ему художника убивать-то понадобилось, если сам в петлю полез? А может быть, его, как свидетеля, устранили?» Чудно получается Оружие у него нашли?
Нашли, товарищ подполковник. Миноискатель помог. Карабин трофейный, немецкий. Экспертиза подтверждает из него стреляли.
Но откуда уверенность, что именно лесник стрелял? спросил Корнилов. Может быть, кто-то с обоими расправился!
Товарищ подполковник обиженно сказал капитан. Да ведь все сходится. По следу мы прошли, как вы советовали. Он хоть и петляет по лесу, но ведет на кордон. А в лесу участки незаметенные есть. Следок как новый. От лесниковых лыж. Егерь еще раз подтвердил, что у старика была винтовка. Да и самоубийство само за себя говорит. Никаких признаков борьбы. И на карабине отпечатки только лесниковых пальцев. Вы меня слышите, товарищ подполковник? спросил Шакутин, видимо обеспокоенный долгим молчанием Корнилова.
Слышу! Я бы с выводами не торопился. Докладывайте теперь по порядку.
По ране эксперт определил направление полета пули. Да же угол наклона определил. Рана у него справа, как раз с той стороны, где мы с вами с самолета лыжню видели. Метеорологи подтвердили в тот день в 16 часов видимость позволяла разглядеть человека на расстоянии более четырехсот метров. Ну уж тогда мы весь снег вокруг горстями перелопатили. Разыскали гильзу! Потом я с группой сотрудников отправился к леснику. Да поздно
Записки никакой не нашли? спросил Игорь Васильевич.
Нет, ничего не оставил. Действительно, непонятная история. И чего лесник этого парня стукнул? Не узнали, кто он?
Художник Тельман Алексеев, сказал Корнилов.
Художник все-таки огорчился капитан. Вот те на!
Судмедэксперт исследовал труп Зотова? Нет подозрения на убийство? Отравление, например?
Это исключено, Игорь Васильевич. Все досконально исследовали.
Переговорив с Шакутиным, Корнилов долго сидел в раздумье. Он прослушал еще раз запись разговора, стараясь оценить сообщенные капитаном факты, прикидывал, не упустили ли чего там на месте. Нет, пожалуй, и он действовал бы так.
«Ну что ж, можно считать дело законченным? Достаточно ли улик против мертвого лесника? В конце концов пусть прокуратура решает закрывать дело или нет, думал он. Да закроют. Что им остается? Попробуй теперь узнать, что и почему. Мертвые молчат!» Но дело все же очень тревожило его.
«Ладно, наконец решил Игорь Васильевич, утро вечера мудренее. Надо будет на свежую голову пройтись по всему делу. От начала до конца. А конец-то! Ну и конец!»
Но и дома он никак не мог полностью отключиться от драмы Орельей Гриве. Мысли об этом все время лезли в голову, беспокоили, словно легкая, только-только проклевывающаяся зубная боль.
Поздно вечером, уже собираясь ложиться спать, Игорь Васильевич взял из шкафа словарь. Поискать, что же такое Орелья Грива. «Орелка, рель, гривка сухая полоса холмов или гребней среди болот», было написано там. «И всего-то? подумал Корнилов. А я-то думал, что-нибудь красивое, возвышенное». Но тем не менее он стал думать об этой Гриве, о вековых елях и снежных полянах вокруг. Ему вдруг очень захотелось туда, в лес. В трудные минуты жизни, в пору душевного смятения, острой неудовлетворенности собой, своими поступками Корнилову всегда хотелось быть в лесу. Идти легко, без устали, глухими, позабытыми тропинками, смотреть с крутого берега, как темный поток лесной реки несет и крутит первые, тронутые багрецом листья; слушать далекую перекличку тянущихся к югу ястребов; вдыхать терпкий аромат заросшей вереском и клюквой мшары.
Тогда уходят, отодвигаются куда-то на второй план мелкие житейские невзгоды и заботы. Ясность и стройность приобретают мысли. То, что еще недавно видел словно в тумане, становится четким, выпуклым
Телефонный звонок вывел
Корнилова из задумчивости. Он вздохнул и с неохотой взялся за трубку. Звонил Бугаев. Голос у него был взволнованный.
Товарищ подполковник, разыскал я документы Алексеева. Ну, знаете, всего ожидал
Волнение Семена передалось Корнилову.
Да говори, что стряслось? нетерпеливо сказал он.
Документик один зачитаю. Слушайте: «Дубликат свидетельства о рождении. Выдан Орлинским сельским Советом. Зотов Тельман Николаевич. Родился шестого мая 1926 года в деревне Зайцево. Родители: Зотов Николай Ильич и Алексеева Василиса Леонтьевна».
Корнилов молчал потрясенный.
Судя по вашему молчанию, товарищ подполковник, вам все понятно, сказал Бугаев. Мы тут с Сазонкиным обалдели. Вот какие делишки, он вздохнул и добавил: Ну и еще тут есть разные бумаги. Ничего особо интересного. Он их почему-то в кухонном буфете держал. Мы потому и провозились долго. На кухню пришли в последнюю очередь.