Я всего лишь интересуюсь языками, это часть общей истории, объяснил Бэйб. Что вы собираетесь делать со мной?
Неприятные вещи, пообещал Сцель и без всякого перехода сказал: В детстве я переболел алексией, это такая болезнь
Я знаю алексию, это когда не понимаешь написанную речь.
Ваши знания впечатляют, заметил Сцель.
Я много читаю, филологию и психологию я затронул в том объеме, в каком они имеют отношение к истории. Какие неприятные вещи, не могли бы вы сказать прямо? Вряд ли теперь меня можно чем-то удивить
Мы говорили об алексии и моем детстве, а я никогда не уклоняюсь от темы; не забывайте, вы задали вопрос. Во время разговора ваш страх постепенно увеличивается, вы уже предчувствуете боль, и я думаю, что зуб ваш болит сильнее, чем две минуты назад.
Да, сильнее, подтвердил Бэйб.
Я не ожидаю сочувствия от еврея, но вы можете догадаться, что мое детство было не особо радостным. Я был способным, я знал, что я способный, совершенно определенно знал, но все относились ко мне как к слабоумному. Я всегда терпеть не мог письменное слово, мое чистописание все еще на уровне каракулей, я презираю этимологию, филологию, но нахожу восхитительной морфологию. Полагаю, вы знаете, что это такое.
Бэйб кивнул.
Я люблю просторечие. Плюс еще кое-что.
Что?
Я провел последнюю четверть века в Южной Америке, а там совершенно нечего делать. Если вы революционер, там очень скучно. Так что я, естественно, говорю на немецком, естественно, на испанском, а также на французском, британском и американском английском. В настоящее время учу итальянский, и, к сожалению, я уже слишком стар, чтобы приниматься за китайский.
Есть еще русский, сказал Бэйб.
Как историку, вам еще нужно заполнить много пробелов. После всего, что мы сделали русским, я с тем же успехом могу приняться за иврит. Я был окружен сумасшедшими. Сцель взглянул на Бэйба и рассмеялся. Это, наверное, покажется вам смешным, потому что, я уверен, вы считаете меня сумасшедшим.
Да нет же, сказал
Бэйб, у каждого есть свои маленькие странности. Вы говорите, что вы невинны, для меня этого достаточно.
Я потерял невинность в двенадцать лет, с горничной. Это было Я не утверждал, что я невиновен. Я просто сказал, что у меня никогда не было безумных идей. Всякий испытуемый, попадавший под мою опеку, имел на то веские, серьезные причины.
Испытуемый?
Так мы их называли в нашем экспериментальном блоке. Как ваш зуб, сильно болит?
Бэйб кивнул.
Вы надеетесь, что кто-нибудь спасет вас?
Бэйб снова кивнул.
Возможно, но маловероятно. Никогда не теряйте надежды. Это жилище принадлежало моему отцу, единственные обитатели Карл и Эрхард. Соседний склад пустует. Не теряйте надежды, ради Бога. Без нее боль становится острее. Как только человек перестает надеяться, он становится инертным. Из такого человека очень трудно выжать правду.
Но я уже сказал правду, запинаясь, проговорил Бэйб, и вам, и Джанеуэю. Сто раз. Я ничего не знаю.
Я очень хорошо платил твоему брату, самые высокие комиссионные за доставку бриллиантов в Шотландию. В этом я ему доверял; когда дело касается денег, только евреям и можно доверять. У вас могут быть иные соображения. Сцилла работал на меня много лет, но, когда умер мой отец, все переменилось. Я думаю, ваш брат собирался убить меня у выхода из банка и забрать бриллианты. Что вы на это скажете?
Я ничего не знаю.
Я не верю вам. Вашему брату можно было доверять, потому что он любил деньги. В конце концов он был американцем, а это у вас вроде как национальная черта. Сцилла был моим курьером, и неплохим: осторожным, ловким, сильным его невозможно было ограбить. Он получал за свою службу много денег. Он очень заботился о вас и умер у вас на руках. Он мог вам что-то сказать, может быть, совсем немного, может быть, очень много, а может, и все. Планировал ли он, к примеру, что-нибудь, а если да, то в одиночку или нет, если нет, то с кем? Так как его больше нет с нами, план остается в действии? Будет ли кто-нибудь грабить меня после выхода из банка? Может, вы прольете свет на некоторые из этих пунктов?
Зуб уже болел не переставая. Бэйб чувствовал, что разговор скоро закончится.
Я не знаю.
В последний раз спрашиваю: опасно ли мне идти за бриллиантами?
Бэйб ничего не мог сказать.
Сцель открыл черный кожаный чемоданчик и вытащил портативное сверло.
Наверное, вы думали, сказал Сцель, занимаясь своим оборудованием, что вам не повезло: у вас был больной зуб как раз для меня. Думать так было бы совершенно неразумно. Но если вы и предположили такое, позвольте мне разуверить вас: все обстоит как раз наоборот, вам повезло.
Сердце Бэйба было готово выпрыгнуть из груди. Он вспомнил птицу, которую видел однажды в детстве. Она так разволновалась при виде приближающейся кошки, так трепетала и кричала в своей клетке, что вдруг свалилась замертво: крошечное сердце не выдержало напряжения.
Бэйб подумал о своем сердце, потому что опасность нарастала и приближалась. Сцель вставил в аппарат сверло, включил его, проверяя, выключил, убедившись, что дрель работает. Он наклонился к черному чемоданчику и достал нечто напоминающее большой гвоздь. Вставил гвоздь в дрель, щелкнул застежкой и позвал Карла.