Точно, Костя, теперь и я припоминаю, задумчиво кивнул Громов. А он тебе не заявлял о том, что их вроде бы как со спины обстреляли? Или другое что?
Нет, я бы такой момент зафиксировал. У нас учет строгий, как в бухгалтерии. Впрочем, он в горячке боя мог и не заметить, если что и было.
Однако паренек вот взял и заметил, хотя, наверное, сам трясся, как липка, обронил Громов, без всякого вкуса выдохнув облако едкого дыма.
Вот сейчас бы с этим Тулиным погутарить, проговорил командир партизанской разведки. Если бы он показания мальчонки подтвердил, значит, факт в нашем отряде сволочь есть. В спину постреливает
То-то и оно, угрюмо сказал Громов. Недобрым припахивает эта история. Давай-ка дадим запрос по рации: пусть найдут этого Тулина, если он, конечно, дай бог, жив еще, и потолкуют касательно того боя. Не сам же Тулин стрелял в спины.
Почему так думаете? спросил Смоляков.
Зачем же ему было возвращаться? Перебежал бы к немцам, и делу конец.
Тоже верно
Командировка в штаб группы армий «ЮГ» мало чем порадовала Штайнхофа. Вернувшись, он прямо с аэродрома поехал в генштаб.
Войдя в свой кабинет, полковник приказал соединить его с шифровальным отделом.
Вам пока ничего, господин полковник, подобострастно доложил дежурный офицер. Сообщения за истекшие сутки еще не обработаны. Как только что-нибудь появится, немедленно поставлю вас в известность. Какие будут указания?
Пока никаких, помедлив, произнес Штайнхоф. Кстати, как ваша фамилия, лейтенант?
Дежурный по девятому отделу лейтенант Фридрих Назе!
Благодарю, лейтенант Назе, сказал полковник, подпустив теплую нотку. Продолжайте нести службу.
Потом он долго сидел
за столом, размышляя, почему разом прервалась связь с надежной агентурой. Неужели взяли Борга? Нет, это теоретически невозможно. Вальтер, почти всю жизнь проведший в России, опытен и умен. Но молчит и Вольф, на которого он, Штайнхоф, делал такую высокую ставку
Сон не приходил, хотя убежденность Штайнхофа в том, что задуманная им операция должна завершиться удачно, была достаточно твердой. Но какая-то необъяснимая нервозность, не покидавшая полковника вот уже несколько дней, постоянно вызывала мысли о том, что в его плане что-то где-то не связалось. Весьма серьезные раздумья вызывало отсутствие информации от агентуры. Работать, опираясь на устаревшие исходные данные, глупо и непрофессионально. Да, пожалуй, как это ни огорчительно, он, Штайнхоф, со своей новой разработкой на дороге в тупик. Если в ближайшие недели не поступит хотя бы одно сообщение, надо будет готовить засылку новых людей, искать свежие варианты прохода в советский тыл.
Он встал и зашагал по кабинету. Движение немного отвлекало от ощущения ноющей боли в висках.
«Если раскрыт канал связи в Москве, то это не должно высветить русским ни Вальтера, ни Юхнова. Правда, НКВД сразу начнет отрабатывать след, но, бог мой, на это надо время, и мы позаботились о создании ложного направления. Старый ас Вальтер сидит глубоко и со своей агентурой личного контакта не имеет. К нему на связь выходит только Юхнов-Вольф, если он, конечно, сумел надежно осесть в тех краях. Все карты у него в руках, только бы не заспешил, достало бы выдержки»
За последнее время полковник ни разу не вспомнил об агенте Зарейко. Дождавшись донесения, что Зарейко-Мылов выполнил свое задание, Штайнхоф выкинул его из своей памяти. Зарейко знал очень мало, чтобы быть опасным, даже если попадет в руки чекистов.
А между тем провал Борга начался именно с появления Зарейко на уральской земле.
Зарейко поначалу повезло больше, чем двоим, прыгавшим вместе с ним с самолета. Один, приземляясь, ударился о противотанковый еж из обрезков рельсов и сломал позвоночник. Пришлось его прикончить и сбросить в глубокую, залитую водой воронку, а парашют зарыть в землю. У второго агента в вагоне близ Горького случился приступ аппендицита, его сняли с поезда и, как демобилизованного из армии по ранению, повезли в госпиталь, но опоздали. Он умер в приемном покое. О судьбе этого агента Георгий Зарейко, конечно, не знал. Он шел своим, полученным перед посадкой в самолет маршрутом.
Однако вариант прохода, разработанный высшим начальством, на деле оказался неимоверно трудным. Бывшая его родина воевала с Германией Гитлера, и облик войны в средней полосе России чувствовался буквально во всем. Даже пацаны и те придирчиво и цепко оглядывали случайного прохожего, если он не носил военной формы.
Дорога измотала Зарейко. Страх при встрече с патрулями, имеющими полномочия проверять всех независимо от ранга, опасение, что за ним следят и вот-вот схватят, истощили психику Зарейко. Он не раз костерил себя последними словами за то, что вызвался добровольно идти в советский тыл. Ему, какие бы блага в будущем ни сулили абверовцы, прежде всего хотелось жить. Пусть безродным, пусть нищим, босяком, но только жить.
Да, ему, бывшему сотенному в отряде Антонова, затопившего кровью Тамбовскую губернию, не будет пощады, но и от дела теперь не уйдешь, не отмахнешься!
Добравшись до пункта назначения, он должен прежде всего сдать чемодан, это Зарейко усвоил четко. А затем «прощупать» старые явки, осесть где-нибудь и исчезнуть до новых распоряжений. С такой установкой прибыл Зарейко-Мылов в большой уральский город. Без осложнений и довольно быстро сдал чемодан в камеру хранения, вынув перед этим из него объемистый сверток, в котором была штатская одежда. Теперь надо было дозвониться до Нижнеуральска. Зарейко уломал телефонистку с междугородной и с нужным ему абонентом переговорил. В укромном месте переоделся, спрятал милицейскую форму и пошел по адресам.