«Так, подумал Коробов и зачем-то поглядел на свои разбитые часы. Значит, конец».
Кто-то тронул его за ногу. Коробов обернулся это был младший политрук. Гимнастерка на его левом плече почернела от крови.
Все, прохрипел он. Мы отходим. Пойдешь?
Как им удалось выбраться из окруженного села, Коробов помнил плохо.
Озлобленные гитлеровцы в темноте потеряли ориентировку и атаковали собственную роту. В этой стреляющей во все стороны неразберихе младший политрук нашел просвет и вывел Коробова в редкий лес. Позади горело село: Андрей Иванович вспомнил о матери и обхватил голову руками.
Наутро они наткнулись в лесу на разбитую снарядом повозку. Подле нее валялись гимнастерки, брюки, сапоги
Слушай, Андрей Иванович, заговорил политрук, скинул бы ты свою рубаху. Демаскирует она нас, хоть и грязная. Одевай-ка военное. Неизвестно, на кого мы наткнемся В гражданском да с винтовкой в руках они тебя примут за райкомовца и сразу пристрелят.
А я, Петро, и есть член райкома, только
далековато отсюда, сказал Коробов. Работал начальником цеха большого завода.
Об этом помалкивай, посоветовал политрук. Попадемся немцам говори, что мобилизованный. Рядовой. Все есть шанс в живых остаться.
А как же ты? спросил Коробов. Раз политрук значит, коммунист. Враг номер один. Тебе тоже не помешало бы солдатскую гимнастерку натянуть
Нет, Андрей Иванович, я свою форму не сниму, негромко ответил политрук. И Коробова поразил будничный тон его ответа, как будто речь шла о том, идти завтра на рыбалку или не идти. Она мне пожизненно выдана, и немцам, если я буду в сознании, живым не сдамся. Не имею такого права. У меня для этого последняя граната есть.
Коробов ничего не ответил, потрясенный решимостью этого совсем не геройского на вид сутулого человека в форме политработника Красной Армии.
Ладно, комиссар, сказал он. Хоронить себя еще рано. Пошли.
И за спиной, и впереди не утихала близкая и далекая орудийная канонада. Когда пальба слышалась совсем рядом, политрук убыстрял шаг.
Наши дерутся! возбужденно подбадривал он Коробова. Скоро к своим выйдем. Теперь, друг, уже недолго.
Однако все случилось иначе. Граната младшему политруку Соловьеву не понадобилась: он наступил на неизвестно кем оставленную мину, а Коробов, придя в сознание, увидел перед глазами блестящий от ваксы сапог немецкого солдата!..
Как, казалось, давно и в то же время недавно все это было. Дни в плену были похожи один на другой. Тяжелые, безрадостные и унизительные.
Коробова зачислили в строительную бригаду из военнопленных. Бригада строила бараки, нужники, и ее гоняли с места на место. Немцы не многим доверяли в руки пилы и рубанки. Даже на время. Ему доверили. Изможденное, серое лицо Коробова, сильная худоба не внушали опасений.
Ваша очередь, мыслитель, добродушно бросил чернявый, осторожно держа свою миску с похлебкой. Есть все одно надо. Хоть этим Гитлеру досадим: он ведь только и ждет, когда мы с голоду передохнем.
Парня звали Вадимом, и Коробов давно заприметил его. Вадима, зверски избитого, доставили в лагерь неделю назад вместе с группой пленных. Они и поведали о том, что чернявого так разделали за попытку к бегству. Ладно, что совсем не прикончили. Вадим Тулин быстро завоевал авторитет среди пленных не тем, что был бит эсэсовцами (это испытали на себе многие), а тем, что как-то ухитрился сохранить при себе зачитанный номер «Правды». Газету, хотя она и была месячной давности, берегли свято, и даже отпетым курильщикам не приходило в голову оторвать от «Правды» клочок на закрутку.
До войны Вадим работал инженером в Харькове. В армию его не взяли из-за плоскостопия, и Вадим записался в народное ополчение, но повоевал недолго. Отряд ополченцев немцы смяли танками. Однако плен и неудавшийся побег не сломили парня. Встав после побоев на ноги, он первым делом исследовал ограждение лагеря и расписание караула.
Рвать надо отсюда, как-то подмигнул он Коробову. Охрана-то совсем с жиру заплыла. Обидно от таких кулей не уйти.
Андрей Иванович поначалу сделал вид, что не понял, о чем идет речь. Лагерная жизнь научила осторожности: недавно провокатор выдал группу, готовящую побег, и немцы расстреляли всех до единого.
Однако Вадим больше этой темы не касался и, по всей видимости, готовился бежать в одиночку. И Коробов решил по душам поговорить с Вадимом и, быть может, даже намекнуть ему о существовании в лагере подпольного комитета.
Но все сложилось по-другому. Через пару дней человек двадцать пленных подняли с нар в три часа утра и посадили в кузов машины. В этой группе оказались и Коробов с Вадимом. В ожидании самого худшего все углубились в себя и сосредоточенно молчали, вцепившись в сиденья из досок. Ужасно трясло. Ехали долго и остановились у скрытой в лесном массиве железной дороги. Перегон дыбился обломками рельсов и шпал. Вдоль разбитого полотна озабоченно сновали немецкие ремонтники.
Завтра ветка должна арбайтен, объявил пленным длинный, как спица, капитан инженерных войск. Нет спать, нет есть. Арбайт!
Немцы уже подвезли рельсы и шпалы. Подгоняемые охранниками, пленные принялись вяло разбирать путь, видимо, исковерканный партизанским толом.