В Эосе уже давно привыкли к тому, что в почте экспедиции Лаврентьева всегда есть конверт, надписанный одной и той же рукой, которая четко и аккуратно вывела каждую букву.
Почти ежедневно Оксана Сокол получает письма. Вначале над этим еще слегка подтрунивали, потом стали завидовать, а теперь даже самые рьяные острословы и скептики не решаются касаться этой темы.
Три года назад Оксана вышла замуж. Мужем ее стал Роман Величко, тот самый ассистент академика Лаврентьева, впервые увидевший ее, когда Сокол сдавала вступительные экзамены.
Кто такой Роман Величко, Оксана по-настоящему поняла, когда столкнулась с ним в первую поездку на раскопки в Эос. Здесь его талант археолога проявлялся еще ярче, чем в схватках на заседаниях кафедры, Ученого совета. Однако разве научные способности Романа были для Оксаны откровением? И, конечно, не они определили ее новое отношение к начальнику отряда Величко, который, между прочим, с практикантки Сокол спрашивал строже, чем с ее подруг.
За месяц совместной работы в экспедиции человека можно узнать лучше, чем за пять лет университетской учебы.
Роману Величко явно везло. Три года подряд Оксана приезжала работать в Эос. Она приехала и в четвертый раскопочный сезон, но теперь Роман был далеко: он получил большую самостоятельную работу раскапывал древний город на юге Средней Азии.
С того лета бородатый терновский почтальон, усаживаясь на седло дамского велосипеда (по капризу или по ошибке кооператоров в местное сельпо завозили одни дамские велосипеды), удивленно пожимал плечами, если в его сумке не оказывалось конверта, надписанного рукой, которая четко и аккуратно вывела каждую букву.
Даже Сергей Иванович полагал, что Роман, став мужем Оксаны, умерит свой эпистолярный пыл. Когда-то отправлявшийся в экспедицию приват-доцент Лаврентьев тоже ежедневно писал письма слушательнице Бестужевских курсов Любе Назаровой. Теперь, чего греха таить, Лаврентьев на письма Любови Григорьевны чаше отвечал телеграммами.
«Всему свое время», не без грусти думал Сергей Иванович, которому не раз приходилось видеть, как Оксана быстро распечатывает письмо.
В таких случаях он обычно вспоминал, что уже с неделю не писал домой, решал сегодня же написать «длиннющее» письмо, но набегали дача, и шофер вез в Южноморск очередную телеграмму.
Археолог, подобно хлеборобу, с нетерпением ждет весны, когда он сможет выйти в поле. Но в семье Величко близость весны означала приближение разлуки.
И начинались письма
Задним числом Коля понял, как нелепо выглядело его послание. Умная и тонкая Оксана обратила в шутку всю прошлогоднюю историю. Коля был ей благодарен за такт, избавивший его от насмешек. И когда сегодня на пляже Ляля стала подтрунивать над ним, ее ирония вызвала у Коли чувство неловкости, которое, впрочем, быстро прошло.
Море по-прежнему было тихим, и только беспокойный луч маяка скользил по прибрежным скалам.
У подножья каменной глыбы то гасли, те вспыхивали, качаясь на воде, голубоватые искры.
Коля подошел, набрал полную пригоршню светлячков, и в волосах Ляли тотчас засветились маленькие
огоньки.
Вот досада! воскликнул Коля. Ляля удивленно посмотрела на него. Будь у меня сейчас магний Это ведь чудеснейший кадр! Просто на обложку «Советского Союза»! Он смотрел на Лялю восхищенными глазами.
Девушка безнадежно махнула рукой:
Вы только и делаете, что щелкаете да обещаете.
Коля уже готов был разыграть обиженного, но, увидев на лице Ляли выражение задора и милого лукавства, улыбнулся и сказал:
Ловлю вас на слове. Пленки с вашими портретами заняли всю мою фотообитель. Хотите посмотреть?
Малыгин привел Лялю в небольшую, скромно оборудованную лабораторию. На стенах висели снимки памятников, раскопов, увеличенная фотокопия декрета Пилура, фотографии Лаврентьева, Оксаны.
На проволоке, прикрепленные металлическими защепками, сохли пленки. Коля снял одну и, показывая ее на свет, спросил Лялю:
Узнаёте?
Со всех тридцати шести кадров улыбалась Ляля плывущая по морю, вышедшая из воды, прислонившаяся к скале
Малыгин отцепил вторую пленку и медленно стал раскручивать ее перед глазами Ляли.
А это кто?.. Опять вы! торжествующе объявил Коля. Этот снимок мне нравится больше всех.
Но такого не будет, с лукавинкой в голосе заметила Ляля, показывая на большой портрет Оксаны. Сокол была сфотографирована на фоне чертежей, и на самом большом из них можно было прочитать надпись: «Урочище Ста могил».
Композиция, честно говоря, заимствована, признался Малыгин. Помните лучший портрет Маяковского?
На фоне плакатов РОСТА?
Коля кивнул головой.
Когда Сергей Иванович вернулся из Рима, он повторил здесь свой доклад и демонстрировал чертежи Оксаны. Я ее тогда и увековечил.
Хороший снимок.
Но ваш будет не хуже. Хотите, напечатаю пробный? предложил Коля. Только сбегаю за бумагой. У меня там несколько листов высшего сорта. Один момент!
Когда Коля вышел, Ляля быстро достала из сумки фотоаппарат величиной со спичечную коробку и, нацелясь на портрет Оксаны, щелкнула раз, другой, третий
Гроза над Эосом
Нижняя остродонная часть сосуда уже была реставрирована. Наметанным глазом Шелех выбирал черепок, прикладывал его к сосуду и, убедившись, что это нужный, клеем смазывал его рваные края.