Через четыре дня уходит судно до Баии. Можно на нем поехать, а это время можно переждать на одной из ближних фазенд. У тебя есть знакомые фазендейро?
Можно поискать. Обязательно найдутся. А что им сказать?
Что угодно. Например, что нам надоела городская жизнь, и хотелось бы тишины и покоя.
Завтра я поищу такого дурака, Ник. Лишь бы нас не застукали раньше.
Что, есть причины? насторожился Ник.
Никаких. Просто случай может нас столкнуть с неудобными людьми.
Да, верно. Ты с утра займись фазендейро, а я найму коляску. Слава Богу, деньги у нас уже имеются, будь они прокляты!
Не надо так переживать. Мы уже договорились, что забудем всё, связанное с этим городом. И не надо так нервничать. Это передаётся мне, а у меня животик скоро появится, и она слегка похлопала по нему ладонью.
Что у тебя с воздыхателем? осмелился спросить Ник. Она живо ответила, ни секунды не запинаясь:
Ничего. Я дала ему надежду, но теперь все кончено. Пусть питается надеждой. Это я ему могу оставить без сожаления.
Ник посмотрел с подозрением, но ничего не заметил. И всё же подумал: «Она отлично может скрывать свои чувства и намеренья. А я, дурак, ничего такого не умею. С меня даже сестра смеялась и дразнила. Интересно, как у неё сложилась жизнь. Она или нет устроила мне ловушку на судне? Как бы я хотел до этого докопаться!»
В самую жару Ник с Алмой уселись в закрытую коляску и отъехали с заднего крыльца гостиницы. Никому не сказали направление, лишь Ник точно узнал время ухода судна, намереваясь попасть к самому отплытию. Задаток он капитану уже оплатил.
Фазенда находилась всего в полутора легуа от города, и коляска, запряжённая двумя сытыми мулами, за два часа доставила их на место. У Алмы было письмо к управляющему, и тот без лишних расспросов предоставил им комнату, полагая, что это или супруги, или любовники. Познакомил с сыном хозяина. Тому было лет семнадцать, и он с удовольствием познакомился с молодыми красивыми людьми. Он откровенно радовался обществу и тут же предложил проехаться на лошадях по землям фазенды.
С удовольствием принимаем ваше предложение, молодой сеньор Диого[1], Алма источала довольство, любезность и сулила много ещё чего.
Когда вас ждать, сеньоры? сиял юноша, всматриваясь в Алму и смущаясь.
Не больше часа, молодой человек, улыбнулась Алма. Я хотела бы помыться с дороги и перекусить. Это вас не затруднит?
Буду рад вам услужить, сеньорита! юноша тотчас пошёл отдать распоряжения, а молодёжь ушла в комнату.
Ты просто околдовываешь молодых людей, Алма, мрачновато заметил Ник. А она улыбнулась и поправила его:
Не только молодых, мой Николас, но больше старых и противных. Я так сейчас свободно себя чувствую! Словно вырвалась из клетки.
Тебе помочь? спросил он, когда служанка внесла ведро с тёплой водой, таз, мыло и полотенце.
Она вопросительно посмотрела на него, улыбнулась загадочно.
Если не трудно, милый.
Он помог ей снять одежду, ощущая нарастающее возбуждение. Это не очень ему понравилось, но ничего поделать с собой не мог. Её тело так соблазнительно белело в полутёмной комнате с зашторенными окнами, что он непроизвольно стал ласкать его, мешая мыться.
Ты мне мешаешь, глупенький! ласково заметила она, повернулась к нему лицом и, секунду помедлив, впилась в его губы страстным поцелуем. Он был оглушён внезапностью и принял его, как предложение к любви.
Погоди, милый! Я вся мокрая, а ты потный! он закрыл её рот поцелуем, и они слились воедино прямо на полу, на циновке, и пережили минуты блаженного примирения и восторга.
Как я забыл закрыть дверь на крючок? опомнился Ник, но уже все закончилось, и они, слегка смущаясь, продолжили купаться уже вдвоём, помогая друг другу и смеясь от счастья и мира.
Служанка постучала в дверь, и Алма тут же крикнула, не подумав:
Дверь открыта!
Служанка охнула и попятилась назад. Ник прикрылся, а Алма сказала спокойно и даже властно:
Ты что, никогда не видела голых людей? Поставь всё на стол. Я сама с этим управлюсь. И поменьше болтай, чёрная ведьма!
Зачем так грубо, Алма? сделал замечание Ник. Она ведь не виновата.
Для урока, милый. Пусть знает, что белая женщина может всё.
Он вздохнул, спорить после минут счастья и блаженства не стоит, и не стал одеваться, а накрылся простыней до пояса, и они сели за стол.
Вскоре постучали в дверь, вошёл Диого и со смущением остановился на пороге, не зная, как вести себя.
Что, синьозиньо[2], лошади готовы? спросила Алма, как бы не замечая неловкости юноши. Она-то была одета. У вас седло женское?
Да, сеньорита. Вас скоро ждать?
Я готова, а сеньору понадобится минут пять. Мы скоро.
До вечера молодые люди катались по пригоркам и негустым лесам, искупались в речке с довольно холодной водой, а Диого спросил после:
Мы никогда так много не купаемся здесь.
Потому нас на Востоке часто называют варварами, заметил Ник. Там богатые люди купаются несколько раз в день. Любят чистоту.
Эти азиаты и называют нас варварами! в голосе юноши слышалась ненависть и злоба.
Эти азиаты задолго до нас, европейцев, овладели знаниями, которых мы и сейчас не знаем. В мореплавании, в медицине, в философии. Я там жил и могу многое порассказать. У нас только гордыня и важность доминируют!