Шрифт
Фон
«За тридцать лет я сделала так мало»
За тридцать лет я сделала так мало,
А так хотелось много сделать мне!
Задачей, целью, смыслом жизни стало
Вас воскресить погибших на войне.
А время новые просило песни,
Я понимала это, но опять
Домой не возвратившийся ровесник
Моей рукою продолжал писать.
Опять, во сне, ползла, давясь от дыма,
Я к тем, кто молча замер на снегу
Мои однополчане, побратимы,
До самой смерти я у вас в долгу!
И знаю, что склонитесь надо мною,
Когда ударит сердце, как набат,
Вы мальчики, убитые войною,
Ты мною похороненный комбат.
1974
«Как все это случилось»
Как все это случилось,
Как лавиной обрушилось горе?
Жизнь рванулась,
Как «виллис»,
Изогнулась вдруг
Курской дугою,
Обожгла,
Как осколок,
Словно взрывом
Тряхнула.
Нет ни дома, ни школы,
Сводит судорога скулы.
Все, что было,
То сплыло,
Все, что не было,
Стало
Я в окопе постылом
Прикорнула устало.
Где взялось столько силы
В детском худеньком теле?..
Надо мной и Россией
Небо цвета шинели
КОРОВЫ
А я вспоминаю снова:
В горячей густой пыли
Измученные коровы
По улице Маркса шли.
Откуда такое чудо
Коровы в столице?
Бред!
Бессильно жрецы ОРУДа
Жезлы простирали вслед.
Буренка в тоске косила
На стадо машин глаза.
Деваха с кнутом спросила:
Далече отсель вокзал?
Застыл на момент угрюмо
Рогатый, брюхатый строй.
Я ляпнула, не подумав:
Вам лучше бы на метро!
И, взглядом окинув хмуро
Меня с головы до ног,
Чего ты болтаешь, дура?
Усталый старик изрек.
Шли беженцы сквозь столицу,
Гоня истомленный скот.
Тревожно в худые лица
Смотрел сорок первый год.
1974
ПЕРВЫЙ САЛЮТ
Была казарма на вокзал похожа,
И не беда, что тесно,
Так теплей.
Одну каморку выделили все же
Нам, выписанным из госпиталей:
Нам, школьницам, еще почти что детям,
Нам, ветеранам из стрелковых рот,
Не сорок первый шел,
А сорок третий,
Шел умудренный, как сверхсрочник, год
В два этажа незастланные нары,
На них девчушек в гимнастерках рать.
Звон котелков,
Да перезвон гитары,
Да ропот:
Сколько назначенья ждать?..
Мы все умели ненавидеть люто,
Хоть полюбить едва ли кто успел
Смешно,
Но грохот первого салюта
Мы приняли тогда за артобстрел!
Потом к стеклу приклеились носами,
Следя за ликованием ракет
Не теми, что зловеще повисали
Над полем боя,
Мертвый сея свет
Мы плакали:
Совсем не в дальней дали,
В прекрасный этот,
Выстраданный час,
Нас, санитарок, раненые ждали,
На помощь звали раненые нас
«Могла ли я, простая санитарка»
Могла ли я, простая санитарка,
Я, для которой бытом стала смерть,
Понять в бою, что никогда так ярко
Уже не будет жизнь моя гореть?
Могла ли знать в бреду окопных буден,
Что с той поры, как отгремит война,
Я никогда уже не буду людям
Необходима так и так нужна?..
1974
«А я сорок третий встречала»
А я сорок третий встречала
В теплушке, несущейся в ад.
Войной или спиртом качало
В ночи добровольцев-солдат?
Мы выпили, может быть, лишку
Все громче взрывался наш смех.
Подстриженная «под мальчишку»,
Была я похожа на всех.
Похожа на школьников тощих,
Что стали бойцами в тот час.
Дымились деревни и рощи,
Огонь в нашей печке погас.
Взгрустнулось. Понятное дело
Ведь все-таки рядышком смерть
Я мальчиков этих жалела,
Как могут лишь сестры жалеть.
«Декретом времени, эпохи властью»
Декретом времени, эпохи властью
У ветеранов мировой войны
Жизнь красным на две разделило части,
Как некогда погоны старшины.
Цвет пламени, цвет знамени, цвет крови!
Четыре долгих, тридцать быстрых лет
Не стали мы ни суше, ни суровей
И только в сердце от ожога след.
Как на войне, чужой болеем болью,
Как на войне, чужого горя нет
Две разных жизни две неравных доли:
Четыре года, после тридцать лет.
Вновь прошлого кинолента
Раскручена предо мной
Всего только три процента
Мальчишек пришло домой
Да, раны врачует время,
Любой затухает взрыв.
Но все-таки как же с теми
Невестами сороковых?
Им было к победе двадцать,
Сегодня им пятьдесят.
Украдкой они косятся
На чьих-то чужих внучат
ПАМЯТИ КЛАРЫ ДАВИДЮК
В июне 1944-го была принята последняя радиограмма Смирной радистки Кима: «Следуем программе» Под именем Кима в немецком тылу работал советский разведчик Кузьма Гнедаш, под именем Смирной Клара Давидюк, москвичка с Ново-Басманной улицы.
ПРОЛОГ
Я в году родилась том самом,
Что и Клара.
Сто лет назад
Нас возили на санках мамы
В скромный Баумановский сад.
От вокзалов тянуло чадом,
Вдаль гудок паровозный звал.
Мы и жили почти что рядом,
Разделял нас один квартал.
В том московском районе старом
Каждый домик мне был знаком.
На Басманную часто, Клара,
Я ходила за молоком.
Ты напротив жила молочной,
Мы встречались не раз, не пять.
Если б знала я! Если б!..
Впрочем,
Что тогдая могла бы знать?..
НАЧАЛО
Застенчивость. Тургеневские косы.
Влюбленность в книги, звезды, тишину.
Но отрочество поездом с откоса
Вдруг покатилось с грохотом в войну.
Напрасно дочек умоляют дома,
Уже не властен материнский взгляд
У райвоенкоматов и райкомов
Тургеневские девушки стоят.
Какие удивительные лица
Военкоматы видели тогда!
Текла красавиц юных череда
Казалось, выпал жребий им родиться
В пуховиках «дворянского гнезда».
Казалось, благородство им столетья
Вложили в поступь, в жесты, в легкий стан.
Где взяли эту стать
Рабочих дети,
И крепостных
Праправнучки крестьян?..
Все шли и шли они
Из средней школы,
С филфаков,
Из МЭИ и из МАИ
Цвет юности,
Элита комсомола,
Тургеневские девушки мои!
И там тебя я видела, наверно,
Да вот запомнить было ни к чему.
Крутился времени жестокий жернов,
Шла школьница к бессмертью своему.
На нежных скулах отсветы пожара,
Одно желанье
Поскорее в бой!..
Вошла к секретарю райкома Клара
И принесла шестнадцать лет с собой.
И секретарь глядит,
Скрывая жалость:
«Ребенок.
И веснушки на носу»
Москва.
Райком.
Так это начиналось,
А в партизанском
Кончилось лесу
Шрифт
Фон