Шрифт
Фон
«На носилках, около сарая»
На носилках, около сарая,
На краю отбитого села,
Санитарка шепчет, умирая:
Я еще, ребята, не жила
И бойцы вокруг нее толпятся
И не могут ей в глаза смотреть:
Восемнадцать это восемнадцать,
Но ко всем неумолима смерть
Через много лет в глазах любимой,
Что в его глаза устремлены,
Отблеск зарев, колыханье дыма
Вдруг увидит ветеран войны.
Вздрогнет он и отойдет к окошку,
Закурить пытаясь на ходу.
Подожди его, жена, немножко
В сорок первом он сейчас году.
Там, где возле черного сарая,
На краю отбитого села,
Девочка лепечет, умирая:
Я еще, ребята, не жила
1974
«Окончился семьдесят третий»
Окончился семьдесят третий
В какую я даль забрела!
На яростной этой планете
Еще мне ворочать дела.
И сердце пока не устало,
И щеки, как прежде, горят.
И надо для счастья так мало
Работу да любящий взгляд.
И снова уводит дорога
Туда, где стихов целина.
И надо для счастья так много
Сознанье, что людям нужна.
БОЛЕЗНЬ
Рентген. Антибиотики. Микстуры.
Как Травиата, кашляю всю ночь.
И сокрушается профессор хмурый,
Что он ничем не может мне помочь.
Совсем обескуражен столп науки,
Мне даже где-то жаль его чуть-чуть.
Острей овал лица, прозрачней руки,
И куролесит в градуснике ртуть.
А если вдруг полночною порою
В беспамятство ныряю, как под лед,
Опять военной становлюсь сестрою
И раненого волоку в санвзвод.
Пороховой захлебываюсь пылью,
Рывок, бросок спасительный кювет.
Еще одно, последнее усилье,
И жалко мне, что отступает бред.
1974
КАССИР
Он много лет
Сидит в одной сберкассе,
Возможно двадцать,
Может двадцать пять.
Он хром.
И лысина его не красит.
Ему рукой до пенсии подать.
Сидит всегда
В сатиновом халате,
Пиджак и брюки
Истово храня.
Полтинник без раздумий
Не истратит,
Свою жену боится, как огня.
Но в День Победы,
Пробудясь до света,
Он достает,
Торжественен и строг,
Из старого потертого планшета
С отбитою эмалью орденок.
Потом стоит он
В театральном сквере
Часами, с непокрытой головой
Стоит комбат,
И веря и не веря
Во встречу с молодостью фронтовой.
МУЖЕСТВО
Памяти Людмилы Файзулиной
Солдаты! В скорбный час России
Вы рвали за собой мосты,
О снисхожденье не просили,
Со смертью перешли на «ты».
Вы затихали в лазаретах,
Вы застывали на снегу
Но женщину представить эту
В шинели тоже я могу.
Она с болезнью так боролась,
Как в окружении дрались.
Спокойный взгляд, веселый голос
А знала, что уходит жизнь.
В редакционной круговерти,
В газетной доброй кутерьме
Страшней пустые очи смерти,
Чем в злой блиндажной полутьме
Работать, не поддаться боли
Ох, как дается каждый шаг!..
Редакция не поле боя,
Машинки пулемет в ушах
1974
"И суетным, и мелковатым"
И суетным, и мелковатым
Иной дружок вдруг мнится мне,
Когда припомню о солдатах
На той войне, на той войне.
О тех, что так умели просто
Богами стать в твоей судьбе
Все
От последней корки черствой
До жизни
подарив тебе
ТРИ ПЕСНИ ИЗ КИНОФИЛЬМА «ВЕРА, НАДЕЖДА, ЛЮБОВЬ» (Триптих)
ВЕРА
Расходится в сумерках серых
Со смены фабричный народ.
Веселая девушка Вера
С толпою подружек идет.
Смеется, хотя и устала,
Хоть горек смеющийся взгляд,
Пылает цветной полушалок,
Упругие щеки горят.
Нет имени лучше, чем «Вера»,
И это я всем повторю.
Не Вера ли в сумерках серых
Напомнила мне про зарю?
Любое несчастье осилю,
Пробьюсь сквозь пожары и лед
Мне только бы знать, что в России
Веселая Вера живет.
Мы бы рады мечи на орала
Но пока только снится покой
Новобранцу платком помахала
Мать, а после закрылась рукой.
У девчонок глаза покраснели
Не пора еще танкам на слом,
Не пришло еще время шинели
Под музейным храниться стеклом.
«Я курила недолго, давно на войне»
Я курила недолго, давно
На войне.
(Мал кусочек той жизни,
Да дорог!)
До сих пор
Почему-то вдруг слышится мне:
«Друг!
Оставь «пятьдесят»
Или «сорок»!»
И нельзя отказаться
Даешь докурить,
Улыбаясь, болтаешь с бойцами.
И какая-то новая
Крепкая нить
Возникала тогда меж сердцами.
А за тем, кто дымит,
Уже жадно следят,
Не сумеет и он отказаться,
Если кто-нибудь скажет:
«Будь другом, солдат»
И оставит не «сорок»,
Так «двадцать».
Было что-то
Берущее за душу в том,
Как делились махрой
На привале.
Так делились потом
И последним бинтом,
За товарища
Жизнь отдавали.
И в житейских боях
Я смогла устоять,
Хоть бывало и больно, и тяжко,
Потому что со мною
Делились опять,
Как на фронте,
Последней затяжкой.
1974
НА ВЕЧЕРЕ ПАМЯТИ СЕМЕНА ГУДЗЕНКО
Нас не нужно жалеть, ведь и мы никого б не жалели, Мы пред нашей Россией и в трудное время чисты. С. Гудзенко
Мы не трусы.
За жизнь
Заплатили хорошую цену.
А стоим за кулисами
Робки, строги и тихи.
Так волнуемся, будто
Впервые выходим на сцену
Мы, солдаты, читаем
Ушедшего друга стихи.
Я и впрямь разреветься
На этой трибуне готова.
Только слышу твой голос:
Не надо, сестренка,
Держись!
Был ты весел и смел,
Кареглазый наш правофланговый,
По тебе мы равнялись
Всю юность, всю зрелость, всю жизнь.
И в житейских боях
Мы, ей-богу,
Не прятались в щели,
Молча шли напролом,
Стиснув зубы, сжигали мосты,
Нас не нужно жалеть,
Ведь и мы никого б не жалели,
Мы пред нашей Россией
Во всякое время чисты.
«Удар! Еще удар! Нокаут!..»
Удар! Еще удар!
Нокаут!
Да, поражение.
Опять.
А после драки
Кулаками,
Известно, незачем махать
Стою на краешке припая,
К ночной воде
Прикован взгляд
Но сердце помнит
Отступая,
Мы знали,
Что придем назад.
И в горький час,
И в час веселый,
И у несчастья на краю,
Спасибо,
Фронтовая школа,
Тебе за выучку твою!
Шрифт
Фон