- Представляешь... центурион... чувства... которые я испытал... пока бежал... вниз по этому... ужасающему склону... в темноте? Каково было выглянуть наружу и увидеть огни на нашей стене такие далекие в то время как надо мной трубил рог моих преследователей кричащий в ночи?
Марк кивнул, понимая, что гримаса лица собеседника была результатом не только нехватки воздуха.
- Ты, должно быть, был в ужасе.
Солдат повернулся к нему, и в тусклом свете звезд римлянин понял, что его зубы оскалились в рычании.
- В ужасе? О да - он вдохнул воздух снова, теперь медленнее, когда его тело начало расслабляться после напряжений, а мышцы рук сжались в кулаки, от этого вопроса. Даже более того, я был в ярости... в ярости, центурион, в ярости из-за того, что меня так легко бросили... и из-за того, что вениконы так жестоко со мной обращались. Именно эта ярость дала мне силы выжить, и ускользнуть от преследователей, переползая от одного вонючего болота к другому.
Он отвернулся и возобновил подъем, оставив Марка смотреть ему в спину лишь мгновение, прежде чем он тоже снова пошел вверх по холму. Линия людей неуклонно поднималась, пока не достигла точки, где почти вертикальный склон внезапно начал выравниваться, и Верус распластался на земле, поманив римлянина за собой. Помахав рукой людям, следовавшим за ним, чтобы они оставались на своих позициях, Марк подполз к легионеру и посмотрел на вершину холма. Примерно в пятидесяти шагах от вершины холма возвышалась внешняя стена Клыка, десятифутовый вал из грубых каменных блоков, который простирался вдаль и, по-видимому, окружал большую часть вершины холма. Внутри стены по периметру возвышалось еще одно строение, составлявшее всего лишь одну треть размера внешней стены, но возвышавшееся над ними на высоту, которую Марк оценил в сорок футов. Вдоль парапета время от времени загорались факелы, отбрасывая пятна тусклого желтого света на землю под стенами, и на глазах Марка одинокий часовой расхаживал по брустверу высотой по грудь, а свет факела отражался на лезвии его копья.
- Здесь. Именно здесь меня заключили в тюрьму и откуда я сбежал. - Верус указал на часть стены слева от них, на западной стороне крепости. - Единственные ворота крепости находятся на той стороне холма, как и то, что мы бы назвали бы караульным помещением. Нам нужно обойти стену справа и подняться на нее с восточной стороны. Орел легиона хранится в святилище на верхнем этаже башни. Они несколько раз затаскивали меня сюда, угрожая убить в присутствии «моего бога» для попытки сломить мою волю перед ритуальным убийством.
Он некоторое время пристально смотрел на башню, прежде чем заговорить снова, очевидно, совладав со своим гневом.
- Ночью на стенах обычно стоят трое часовых. Я видел их, когда меня вытаскивали из камеры на каждую встречу с их жрецом, который был моим главным мучителем: один часовой наблюдал за восточной стеной, другой за северной и третий за южной.., вон тот человек, которого мы видим сейчас. Западная стена видна из ворот. Как я понял, часовые всегда стояли между факелами, пытаясь сохранить способность видеть в темноте, но, судя по тому времени, когда я сам стоял на страже у наших стен, я готов поспорить, что они не очень то хорошо видят в темноте. Когда они задвигаются, мы тоже должны двигаться.
Марк кивнул в знак согласия, оглядываясь на людей, ожидающих на склоне позади них, и поманил их вперед, пока они не образовали тесную кучку.
- В следующий раз, когда часовой на стене отвернется, чтобы пройти свой путь, мы рванемся вперед быстро, тихо и все вместе. Так, что будьте готовы.
Они ждали, молча, в напряжении, ожидая приказа броситься вперед. Часовой на южной стене крепости поднял руку и потер глаза, и римлянин улыбнулся про себя, вспоминая ночи, проведенные в борьбе со сном, стоя на страже, когда ничего не происходило и ничего не могло произойти. Поведя плечами, варвар повернулся направо и зашагал вдоль стены к главным воротам. Позвав своих людей безмолвной командой, Марк мягким шагом повел их к стене, прижимаясь к камням и внимательно прислушиваясь к любому звуку поднятой тревоги. Молчание длилось до тех пор, пока он не убедился, что их приближение осталось незамеченным, жестом снова приказав своим людям следовать за ним, и осторожно двинулся к восточной стороне стены, крепко прижимаясь к грубым камням, пока не решил, что они находятся более или менее под тем местом, где должен был стоять следующий часовой. Взяв пару толстых шерстяных полосок ткани, обернутых вокруг пояса, он обвязал ими свои ботинки, проверяя кончиками пальцев, все ли железные гвозди покрыты грубой тканью, и наблюдая, как его товарищи делают то же самое. Когда все ботинки были перевязаны, он указал на парапет стены и кивнул Дресту который, в свою очередь, подал знак сарматским близнецам двинуться вперед
Участники группы молча наблюдали, как оба сарматов прижались спиной к каменной кладке и сложили руки, образуя опору, на которую Тарион поставил сначала одну, а затем другую ногу. Близнецы бесшумно приподняли вора до тех пор, пока его голова не оказалась чуть ниже края стены, и Дрест шагнул вперед, чтобы упереться в его за икры, крепко удерживая того на месте, прислонившимся к кладке стены. Вытащив нож из-за пояса, Тарион прижался к стене и, молча, ждал, пока шаги часового не приблизились к ним по извилистой дорожке за парапетом. Когда веникон подошел к ним на расстояние нескольких футов, воришка протянул нож и осторожно постучал острием по стене, издав почти неслышный звук. Продолжая издавать настойчивый, почти подсознательный ритм железа о камень, он ждал, пристально глядя на край вала, прижавшись телом к каменной кладке и вытянув свободную руку с широко скрюченными пальцами.