Председательствовал в комиссии Озеров, рядом с ним сидел мой классный руководитель и учителя профильных предметов. Больше всего я переживал за военные науки, так как боялся ляпнуть чего-то лишнего из терминологии своего времени. Но вроде обошлось. Так же спокойно я сдал математику и естественные науки. Здесь как раз пригодилось советское образование, хотя я чуть не запутался в терминах.
Самым въедливым оказался наш учитель географии, который будто задался целью меня утопить. Покопавшись в памяти, я вспомнил, что с этим дядечкой у нас был конфликт. Ну не давался достаточно лёгкий предмет прежнему Юзеку, хоть ты тресни. А ещё географ невзлюбил его за живость характера, лидерские качества и весёлый нрав. И не стоило юному курсанту давать взрослому человеку обидные клички. Наверное, преподаватель случайно услышал о прозвище, вот и пытался отыграться. Если учитывать, что порядки в корпусе царили весьма жёсткие, а скорее свирепые, то Юзек легко отделался. Официально телесные наказания никто не отменял и розог могли всыпать любому учащемуся. Благо с приходом Озерова подобных дикостей стало меньше, но разного рода наказаний хватало.
Наконец, эпопея с экстернатом закончилась, и я могу уже смело прокалывать дырку в мундире под значок Пажеского корпуса, похожий на крест святого Иоанна. Далее, мне предоставлялась уникальная привилегия, которой не было у других учебных заведений империи. Выпускники могли сами выбирать место службы, включая гвардейские полки. Нужны были предварительные договорённости с командованием частей, но для большинства семейств, которые представляли ученики это было сущей мелочью. Юзеф изначально хотел служить в кавалерии. С учётом изменившихся реалий лучше бы выбрать пехоту. Но спецназа и подобных структур пока нет. И я решил, что лучше перемещаться на лошади, чем топтать землю ножками.
Немного нервировало отсутствие новостей от Муравьёва и слухи о начале массового восстания в Царстве Польском. Официальная пресса была достаточно лаконична, но факт мятежа признала. Более всего меня поразило столичное общество. По обрывкам слухов, которыми скупо делился Петя Полторацкий, ситуация была странная. Понятно, когда тявкает вся эта эмигрантская погань вроде Герцена, Огарёва, Бакунина, Шелгунова и сволочи помельче. Можно понять оживление тайных обществ, вроде, «Земли и Воли». Но ведь сочувствие с откровенной поддержкой выражала и русская знать.
Никогда такого не понимал. Пусть эти люди поражены вирусом прогресса и прочего либерализма. Но твоя страна, фактически охвачена мятежом, русская