Шрифт
Фон
Одолжи-ка нам, Европа,
Миллиардов двадцать пять,
Мы поправимся маленько
И придем тебя чесать!
Эмигрантские объявления
Ясновидящий Игорь фон Шталь
Мертвых жен и мужей вызывает,
Исцеляет в рассрочку печаль
И прыщи на носу удаляет.
Массажистка Агафья Сен-Жюст:
Специальность сиденье и бедра.
Как бы ни был массивен ваш бюст,
Приступайте к лечению бодро!
Институт Неземной Красоты.
Наш девиз: «Все клиентки Венеры!»
Зуд в подмышках, ресницы, и рты,
И ушное скопление серы.
Ресторан «Дар-Валдай на Днепре».
Медвежатина с клюквой и с салом,
Русский хор в мавританском шатре
И лезгинец Печорин с кинжалом.
Всем доступно! Квартиро-канкан:
Не квартиры, ей-Богу, а сахар!
Восемь тысяч за старый диван,
Восемь тысяч за шахер и махер.
Ci-devant председатель суда
Чинит мебель, ботинки и рамки,
Не боится любого труда,
Если надо, согласен хоть в мамки.
Бывший (фр.).
«По последней переписи в Москве 4318 поэтов!» «А вы думаете, что в эмиграции их меньше?» (Из разговора)
Чтоб стать тапером, надобно учиться
И нужен слух и легкие персты
А юноше, когда он начал бриться,
Как в Крепость Славы провести мосты?
В любой столице тысяч семь поэтов.
Еще один беда не велика!
Средь гениальных юных пистолетов
Ты хвост раздуешь шире индюка
Ворвешься в клуб «Рифмованной капусты»
И будешь ассонансы гулко ржать,
А стадо дев, уткнув ресницы в бюсты,
Умильно будет хлопать и визжать.
Знакомый хлыщ из дружеской газеты
Тебя увековечит в трех строках,
И мутный хвост еще одной кометы
На пять минут зардеет в облаках.
Талант и труд бессмысленное бремя.
Сто тысяч лир! Не медли, дорогой
Взбей бант козлом, вонзи копыто в стремя:
Пегас бьет в пол ослиною ногой!
К двухсотлетию академии наук
Убившие свободную науку,
Ученых изгонявшие бичом,
Забавную придумали вы штуку,
Труп Академии венчая кумачом
Честнее был и Пугачев, и Разин:
«Сарынь на кичку!» Резали спроста
Палач Культуры трижды лжив и грязен,
Лобзая жертву в мертвые уста.
Кичиться ль вам двухвековою славой
Рассадника науки и добра?
Ведь этот храм пустой, но величавый,
Не даст вам даже горсти серебра
В Вольтеры навязавши комсомольца,
Европу вы решили удивить?
Наука не награбленные кольца,
Напрасна ваша каторжная прыть.
Наука мстит. Под фирмой «пролетарской»
Грызет букварь зазнавшийся профан.
Весь ваш приплод: Лойола Луначарский
И коллективный красный Митрофан.
И если семь досужих европейцев
К вам приплывут на мертвый юбилей,
Так посещали некогда индейцев,
Сходя опасливо с высоких кораблей
Политикон и эмигрантский уезд (Из записной книжки)
I
Трагический трилистник
Рассудок с каждым днем правеет,
Желудок с каждым днем левеет,
А сердце в беспартийном сне
Томится в гордой вышине.
II
Я болтал с трехлетней Ниной.
Кем ты хочешь быть? «Мужчиной!»
Почему?
А потому!..
Очень нужно раз по пять
В муках чад своих рожать!..
III
В львином рву Даниил объяснялся со львами.
Небо в снегах сияло над их головами:
«Отчего вы такие жестокие звери?
Эва, сколько костей человечьих в пещере!»
Старый лев обернулся к белеющей груде,
Кто ж людей нам бросает?
Не те же люди?
IV
Безработному эмигранту
Нет ремесла? Мой друг, не унывай,
Берись за все, легко и без претензии,
По будням папиросы набивай,
А по воскресным дням пиши рецензии.
V
Дважды два
После спора: дважды два,
Убежденно и басисто
Первый резво ляпнул: «Триста»,
А второй зевнул: «Слова».
«Ерунда!» Вспылил, как порох,
Третий, нервно стал шагать:
«Дважды два, в субботу сорок,
А в четверг сто тридцать пять».
Словно дьявол у реторты
Сквозь пенсне блеснув зрачком,
Встал взлохмаченный четвертый:
«Дважды два питейный дом!»
Пятый что-то пропищал,
Пропищал, как мышь у щели,
Но никто не разобрал,
Потому что все шумели.
А шестой, ведь вот беда,
Только крякал от волненья:
По пути домой всегда
Находил он возраженья.
Разливался спор все шире.
Вдруг седьмой, горя, как мак,
Робко вставши: «Как же так?
Дважды два всегда четыре!»
II
«Признать ли их?» гадают чехи.
В основе мысль не так глупа:
Другим достанутся орехи,
А им одна лишь скорлупа.
Но будет горек этот праздник
Итог один игры слепой:
Сев на орехи, совлабазник
Торгует только скорлупой
III
Муссолини сидел на диване,
А полпред перед ним на софе.
«Хорошо ли у вас на Кубани?»
Тот с улыбкой задрал галифе
Муссолини склоняется ниже:
«Колонистов мы с давних уж пор
В Аргентину сплавляем, синьор
Ведь Кубань и удобней и ближе?»
«О, конечно! Но раньше заем»
Миг молчанья, пустой и тягучий,
И с досадой в резной водоем,
Только плюнул, нахмурившись, «дуче».
IV
Бернарда Шоу раз спросили:
«Вы так умны в своих статьях
Зачем при красном крокодиле
Вы состояли в кумовьях?»
И едкий сэр ответил с сердцем
(Какие мудрые слова!):
«Пикантно мясо с красным перцем,
Но голый перец черта с два!»
V
Баварский бравый генерал,
На карту ткнув перстом в Урал,
Изрек: «Мы здесь отточим вмиг
Немецкий штык и красный штык
И зычно грянет за Ламанш
Наш лозунг пламенный реванш!..»
Но попугай, раскрывши зрак,
Из клетки крикнул вдруг: «Дурак!»
Пролетарская муза
Все захватив шрифты, бумагу, краски,
Ты скифским задом заняла Парнас.
Все писаря, монтеры и подпаски
Взялись за арфы в этот светлый час
Чужой бокал наполнив мутным квасом,
В венке из кумачовых наглых роз,
Ты занесла колено над Пегасом
И сброшена средь площади в навоз.
Вставай и пой! Шрифты к твоим услугам,
Приподыми отяжелевший зоб,
Твоя артель сгрудилась тесным кругом
И тщетно морщит коллективный лоб
Шрифт
Фон