Гиблое место, мрачно сказал Иван-царевич, честно поделивший между всеми остатки охотничьих припасов. Болотница тут властвует или болотник сразу не поймешь. Может, и заложный покойник прижился. Кто бы то ни был, добра от него не жди. Боюсь, опоздали мы. С такой волшбой простому человеку не совладать.
Блажена подавила возмущенный вскрик. Чувствовала зря царевич Сергея хоронит. Но и спорить не хотела от болота веяло стылой силой, злой, липкой, веселящейся и празднующей победу.
«Нет, подумала она. Если Сергей жив, я его мшаной нечисти не отдам. Кентавры помогут. Да и Иван в стороне не останется».
Чуткое ухо услышало странный шорох, перемешанный с плеском и тихим бульканьем. Блажена встала, подобрала юбки, отошла от костра в сторону болота, не слушая остерегающих окликов Китовраса и Ивана-царевича. Она прищурилась. На вязком стыке земли и топи происходило какое-то движение.
«Кто-то ползет? Нет, это кусты. Стремительно растущие кусты, обозначающие границу и отгораживающие трясину от берега».
Она сделала еще несколько шагов и узнала растение. Болотный багульник. В памяти всплыло услышанное предостережение, что этот кустарник, выросший в колдовских местах, обладает дурманным ароматом.
«Заманивают в топь?»
Словно в ответ на мысленный вопрос в болоте заплясали блуждающие огоньки а уж о них только плохое рассказывали, никогда доброго слова не находили. Огоньки кружились в танце под нежное пение свирели. Блажена отступила назад, отводя взгляд от завораживающего зрелища, и неожиданно четко услышала голос Сергей.
Мне надо идти, проговорил Потыков сын. Я спешу. Мне надо найти своих. Мы идем к речке Смородине.
Скрипучий голос старческий, женский что-то неразборчиво ответил. Багульник зашуршал, отгоняя звуки, и над болотом повисла тишина ни кряканья, ни стонов, ни хохота. Как рукой сняло.
Блажена, вернись к костру! потребовал Китоврас.
Иди сюда! крикнул Иван-царевич. Не надо там стоять.
Она отмахнулась, вслушиваясь в болотную тишину. Снова голос? Другой, более молодой. Кажется, она сказала: «Тревога тянет, как бы до беды не довела».
Вернись!
Судя по звуку, Китоврас пошел к ней, намереваясь увести к костру силой. Блажена решилась, перекинулась и шмыгнула в кусты багульника, надеясь, что мышка не увязнет в трясине и сможет подобраться к голосам.
***
Как только она пробежала вперед, болото изменилось. Вновь нежно запела свирель, заплясали огоньки то ли заманивая, то ли указывая дорогу. Мышка передвигалась осторожно, чутьем находила сухие места, только лапки немного запачкала. Выбравшись на настил из хвороста, она осмотрелась по сторонам и поняла, что добралась до места силы. Здесь царила именно сила, не волшба. Исчез запах трясины, в темной воде плавали кувшинки, несущие на лепестках крошечные светильники. Настил из хвороста вел к хижине, окруженной зарослями камыша.
Мышка смело пробежала по дорожке, заглянула в призывно светящуюся хижину, увидела пряху-старуху и заколебалась: «Прошмыгнуть, прячась по темным углам, или перекинуться, постучать и представиться?». Ее сомнения разрешил голос.
Ночь уже, пора отдохнуть, но, если сейчас отложить, утром все перепутано будет, ворчливо проговорила старуха. Льется вода в расколотую Явь, нити преют, полотно перекошено ни рушника, ни свадебной ленты не соткать. Войди, девица-красавица! За суженым своим пришла?
Блажена превратилась, переступила порог, поклонилась низко, касаясь рукой пола. Поняла, к кому дорожка вывела: к Мокоши, жене Перуна, покровительнице дождя, прях и рожениц, удалившейся на болота, чтобы соткать полотно мира, собирая воедино куски расколотой Яви. Поговаривали, что ушла после ссоры с мужем тот обвинил ее в прелюбодеянии, да ни с кем-то простым, а с Владыкой Велесом. Уверял, что они на почве шерсти сошлись скотий бог и пряха. Блажена правды не знала, считала, что в дела богов лучше не лезть, но, выбирая защиту, предпочла бы Мокошь и Перуну, и Велесу. Пряха судеб всегда присматривала за слабыми дочерями, одаряя их силой, защищая от несправедливых мужских притязаний, облегчая дни тягости. Может, потому Перун и озлобился, что до судеб его воинов жене дела не было только о девицах и женщинах думала.
Ответные слова не подбирались. «За суженым пришла?». За Сергеем в болото шла, разведать, жив ли, выяснить, как спасти можно,
если в беду попал. А суженый ли он? Вдруг сейчас скажешь «да» и узнаешь, что переброшенная нить уже связала тебя с кем-то другим? Она встретилась взглядом с богиней, задумалась а старуха ли она? Или это маска, отваживающая желающих поженихаться? Может быть, была крупица правды в рассказах о Велесе, только развязка случилась не та? Приударил тот за пряхой, а она ускользнула, прикрылась старческой немочью, избегнув прямого отказа.
Присядь, велела Мокошь. В ногах правды нет. Рассказывай.
Рядом с Блаженой материализовался стул дубовый, крепкий, с лоскутной подушечкой на сиденье.
Она опустилась на стул, сложила руки на колени, и слова полились сами собой. Пожаловалась на судьбу, швырявшую из мира в мир, вроде бы, позволившую прижиться в Прави, а теперь связавшую с чужаком, о котором ноет сердце. Мокошь выслушала ее без снисходительности и насмешки. Коснулась запястья, проговорила: