Нация, согласно этому определению, это «исторически сложившаяся устойчивая общность людей, возникшая на базе общности языка, территории, экономической жизни и психологического склада, проявляющегося в общности культуры» . Если в поиске первоисточников пойти дальше, то мы придем к работам Отто Бауэра. Правда, у О. Бауэра отсутствует такой критерий, как общность территории и экономической жизни.
При внешней «научности», данная дефиниция научной критики не выдерживает. Есть множество человеческих общностей, в праве которых именоваться нациями никто не сомневается, но которые не отвечают одному или нескольким предложенным здесь критериям (евреи, поляки в период между 1795 и 1918 гг., швейцарцы, филиппинцы, испанцы, курды, уйгуры и т. д.), не говоря уже о том, что «общность психологического склада» величина, не поддающаяся верификации .
Кроме того, не следует забывать, что категории «нация», «народ», «этнос» это прежде всего способ классификации, инструмент деления общества на группы. Наряду с этими классификаторами возможны другие (такие, как «класс», «раса», «конфессия» и т. д.). Перед нами способ понятийной организации социальной реальности, а вовсе не «сама» социальная реальность.
Можно ли раз и навсегда договориться о значении терминов? Например, оставить обыденному языку право отождествлять нацию с этнической группой и принять обязательным для научного сообщества правило, по которому нациями можно будет называть только политически суверенные этнические и культурно-этнические сообщества. В свое время американский социолог Карл Дойч предложил считать «нацией» «народ, обладающий государством». С аналогичным предложением выступал российский этнолог Валерий Тишков. Нации, это, согласно работам В. Тишкова конца 1980-х начала 1990-х гг., «самоопределившиеся социокультурные общности». Предложение кажется привлекательным, однако с ним наверняка не согласятся представители очень многих народов, которые могли обладать государством в прошлом, но утратили его впоследствии (баски, татары, сикхи, сардинцы, квебекцы, каталонцы, шотландцы). Кроме того, такой подход неявным образом вводит иерархию между народами и провоцирует конкуренцию, направленную на повышение места в этой иерархии. Например, если грузины нация, то почему такого статуса лишены абхазы?
Правда, возражения подобного рода высказываются скорее политическими активистами, чем академическими учеными. Уместно предположить, что, оставив политику на откуп тем, кто ею занимается, члены научного сообщества все же сумеют прийти к согласию. Этого, однако, не происходит. В той самой англо-американской литературе не только общественно-политической, но и научной в которой доминирует употребление термина nation в смысле state, достаточно сильна и противоположная тенденция: развести эти понятия, ввести различие между «нациями» как политическими сообществами и нациями в «собственном» смысле слова . По-видимому, не происходит этого по той причине, что научные дискуссии на «национальные» темы, если не прямо, то косвенно, встроены в политико-идеологический контекст. Ученые, вольно или невольно, участвуют в общественных дебатах и, следовательно, не свободны от эмоциональных суждений и от побочных влияний, оказываемых на их позицию конкретной ситуацией в конкретной дискуссии будь то споры по поводу Северной Ирландии, Шотландии, Басконии, Гавайских островов или Чечни. Те же представители академической науки, которые настаивают на квалификации конфликта в Чечне как межнационального и на обозначении чеченцев как нации, категорически не приемлют выражений «гавайская нация» и «нация навахо» и утверждают, что в последнем случае речь идет об этнических группах .