V
Пирога была хороша. С ротанговым каркасом, обтянутым древесной корой, она радовала глаз жёлтым, солнечным оттенком и индейскими узорами на высоких гребнях носа и кормы. Сергей закинул внутрь рюкзак и осторожно забрался сам. Лёгкое судёнышко качнулось, и он едва не полетел в воду.
Полегче, Бич! засмеялся лодочник. Я не собирался принимать ванну, вода сегодня холодная!
Посылая белку к адресату, егерь не зря назвал того «индейцем». Николай Воропаев, известный обитателям Москвы-реки как «Коля-Эчемин» попал в Лес не через Речвокзал или ВДНХ. Он пересёк МКАД в районе Лосиноостровского парка и бесстрашно углубился туда, куда далеко не всякий коренной обитатель Леса отважился бы явиться незваным. Коле повезло: после долгих, изнурительных скитаний он добрался до селения Пау-Вау, на юге Сокольников куда, собственно и стремился, затевая рискованное путешествие.
Матёрый экстремал-каякер, прошедший самые сложные сплавные маршруты планеты, Коля всерьёз увлекался индеанистикой. Вместе с другими поклонниками образа жизни североамериканских аборигенов, он ежегодно раскидывал шатёр-типпи на «Российской радуге». И, как многие в этой среде, грезил Московским Лесом, где давно обосновалась интернациональная община «индейцев».
ЭЛ-А, Лесная Аллергия, непреодолимая для подавляющего большинства обитателей планеты, Колю пощадила. Обитатели Пау-Вау так называются собрания коренных американцев, а заодно, фестивали поклонников «индейской» культуры приняли его легко. Здесь принимали всех, кто готов жить, следуя их немудрёным правилам.
С ними Коля провёл около года. Получил новое имя «Эчемин», обзавёлся ножом «бобровый хвост», мокасинами, штанами и рубахой из оленьей замши и отрастил длинные волосы. Их он заплетал в косицы, свисающие до плеч с крупными бусинами и пёрышками выпи, своего тотемного животного. Но главное, построил пирогу, которая и дала ему новое имя: на языке племени наррангасѐт «Эчемин» означает «человек, плывущий на лодке».
И с этого момента Коля-Эчемин оказался потерян для Пау-Вау. По Яузе он добрался до Москвы-реки, и там встретился с «речниками» обитателями Нагатинского затона, крепкой общины, прибравшей к рукам сообщение по всем водным артериям Леса. Здесь Коля быстро стал своим и проводил в Нагатинском затоне куда больше времени, чем на берегу Богатырского пруда. Впрочем, он регулярно наведывался к соплеменникам, участвовал в их ритуалах и с удовольствием сидел у Большого Костра, где передавали по кругу курительные трубки и кувшины с пивом. Он даже обзавёлся постоянной подругой, вдовой соплеменника, погибшего на охоте, которую звал Моема «сладкая» на языке индейцев. Коля привозил Моеме изделия мастеров, обитающих в разных краях Леса украшения из бисера и тиснёной кожи, сработанные в Пойминском Городище, керамическую посуду из Монастырского острога, что на берегу Яузы, искусные курьяновские вышивки. В ответ женщина разукрасила его рубаху плетёными из цветных шерстинок и кожаных ремешков пёстрыми индейскими орнаментами с тотемными животными, геометрическими фигурами и изломанными линиями в знак прочности отношений.
Ну что, Бич, как договорились, на Речвокзал? Да ты устраивайся поудобнее, дорога долгая
Туда. Вот, нарыл кое-что в Третьяковке, везу заказчику.
Коля неодобрительно покачал головой.
Вы, егеря, все чокнутые лезете в самые гиблые места. Было хоть, ради чего?
Это как посмотреть. По мне, так всем дряням дрянь, и чем быстрее она покинет Лес, тем лучше. Но, видать, кому-то сильно занадобилась, раз так башляет.
За что башляет-то не скажешь?
Не могу, условие сделки. Вот разойдёмся краями с заказчиком тогда, клык на холодец, расскажу.
Каякер кивнул.
Если хочешь, я тебя на Речвокзале подожду. Обратно вместе и двинем, идёт?
Идёт.
Сергей пристроил рюкзак под спину, положил рогатину и двустволку так,
чтобы они были под рукой, и осторожно попробовал каблуком днище пироги. Он не в первый раз путешествовал с Колей, и всякий раз удивлялся, каким прочным материалом может быть берёзовая кора если, конечно, взята от правильного дерева, правильно обработана и пропитана горячим маслом тоже правильным. Коля ни разу не продырявил днище своей пироги на ровной, шелковистой на ощупь коре не было ни одной заплатки.
Каякер протянул пассажиру весло, короткое, с поперечиной на обратной стороне рукояти и остроконечной лопастью, в форме древесного листа со всеми положенными прожилками. Коля собственноручно вырезал пару таких вёсел из ясеневых досок, по образцу вёсел эльфийских лодок, подсмотренных в древнем, начала века, кинофильме.
Ну что, отчаливаем? Только, Бич, скоро придётся заночевать. Чернолес мы засветло проскочим, да и Крымский мост, пожалуй, тоже. А дальше всё выше Нескучного сада русло с обеих сторон сильно заросло, течение на стремнине ой-ой-ой. В темноте туда соваться гиблое дело.
Сергей задумался.
Можно переночевать у Кузнеца.
Лады, так и сделаем.
VI
«Смилодон, саблезубый тигр? только и подумал Егор. Отстранённо подумал, будто не смотрел на него в упор невесть откуда взявшийся хищник. Вон, и хвост обрубком нет, пожалуй, мелковат»