Я ухмыльнулся:
Спокойно, да уж!
И снова улица Пти-Шамп стала тихой, как кладбище.
Зазвонил телефон. Я снял трубку:
Да?
Элен.
Дела идут?
Да.
Я положил трубку Хорошо еще, что у них там, на улице Валуа, была свободная комната. Я стал думать об Альберте. Странный тип Телефон снова прервал мои размышления.
Алло?
Это Ребуль.
Бюрма. Что нового?
Ничего. Ни одного визита. Состояние удовлетворительное. Сможет выйти через несколько дней.
Итак, ничего серьезного?
Больше страха, чем боли.
Тем лучше.
Написал своей жене, чтобы успокоить ее.
Это хороший супруг.
Да, так как он мог бы и не делать этого. Он попросил написать письмо своего соседа по койке.
У него болит рука?
Несомненно.
Очень хорошо.
Я
должен провести ночь тут или как? Теперь я наладил для себя в больнице возможность свободного входа и выхода.
Это может нам быть полезно, когда кто-нибудь из нас схлопочет пулю.
Правда. Я об этом не подумал. Ладно. Итак, что я делаю?
Лучше всего, как обычно.
Я положил трубку на аппарат. Но долго она там не пролежала. Я набрал номер.
Отель Трансосеан слушает, произнес скрипучий голос.
Мадемуазель Левассёр, пожалуйста.
Мадемуазель Левассёр нет дома, месье. Вы не хотите оставить записку?
Нет. А месье Бирикос? Месье Николас Бирикос? Я не буду с ним разговаривать. Я хочу лишь узнать, дома ли он?
Нет, месье. Месье Бирикоса нет дома.
Я положил трубку. Засунул визитную карточку и клочок бумаги в бювар и встал. Прочистил трубку, набил ее, раскурил, натянул свой плащ и пошел в холодную и темную ночь посмотреть, нет ли чего-нибудь для Нестора.
Кое-что было.
Привычный удар по черепу. Добрый удар дубинкой.
Глава седьмая ПАРИЖСКАЯ ЖИЗНЬ
Я полз.
Булыжники мостовой были острые, сырые и холодные. Неподалеку текла вода. Тихонько. Подло. С мерзким шумом. Вокруг меня все было черно. Где-то там, черт знает где, над темной массой, чернее ночи, которая показалась мне похожей на мост, мерцали огни, но вокруг меня царила полная чернота.
Я полз.
Вода текла быстрее и казалась ближе, или же меня подвел слух. Какой-то вонючий и мерзкий пакет очутился почти у самой моей щеки.
Дальше нет, приятель, проговорил чей-то пропитой голос.
Мои негнущиеся пальцы обхватили пакет. Это была ступня. А над ней ноги и так далее. А на самой верхушке был голос.
Ты что, паренек, хочешь нырнуть в Сену?
Не знаю, удалось мне произнести.
У тебя любовные неудачи?
Не знаю.
Я отведу тебя в укрытие. Я спас тебе жизнь, а? Ты вспомнишь об этом, а? Без меня ты бы шлепнулся в воду, это я, Бебер, тебе говорю.
Бебер? Игрок?
Давно кончил с этим. Пошли поговорим с Дюссеш.
Он наклонился надо мной, обдав запахом вонючих штанов, от чего у меня замутило в животе. Поддел меня под мышки и оттащил под мост.
Для тебя визит, Дюссеш. Парень из высшего общества. Он выпал из тачки, вернее, его вышвырнули оттуда
Это удар дубинкой, с трудом сказал я.
Может быть, и то, и другое, продолжал бродяга. Ты, может, схлопотал удар дубинкой, но я хорошо видел тачку и то, как тебя вышвырнули оттуда.
Ночное нападение, произнес женский голос, надтреснутый на тысячу кусочков, без возраста и почти бесполый. С этим парнем мы еще хлебнем.
Нет, нет, взмолился я. Со мной никаких неприятностей, никаких.
Неприятности это уж исключительно по части Нестора Бюрма. Я ревниво держусь за них. И ни с кем не делю.
Это мой кореш, сказал бродяга. Я спас ему жизнь. Он этого не забудет. Он выдаст мне вознаграждение.
И я почувствовал, как он начал меня обшаривать. Я не препятствовал. Этой ночью меня обшаривали не впервые. Это был даже третий раз, если в моем наболевшем черепе еще осталось место для воспоминаний.
Все началось у торговца птицами. В тот момент я еще не знал, что это было у торговца птицами. У меня возникла богатая идея пойти прогуляться по набережной Межисери. Там я получил первый удар дубинкой. Лучше бы я пошел в кафе. Гуляющих на набережных было мало, но всегда есть один лишний: на этот раз это был тот, кто возле улицы Бертэн-Пуаре (я помнил это место, уже кое-что) послал меня в нокаут. Когда я пришел в себя немного (или много) позже, я задал себе вопрос, как все это могло случиться. Судя по всему, мне больше нечего было делать А между тем, несмотря на мое коматозное состояние, мне показалось, что мои карманы обшаривали
Что ты там шуруешь? спросила нищенка.
Может быть, у него есть там адрес, по которому можно сообщить о несчастном случае, ответил ей бродяга.
Не будь жлобом, Бебер. Читать ты не умеешь. Ничего не бери у этого парня
Я потянулся. Это было прекрасно иметь возможность вытянуться.
Даже если это вызывало боль и происходило в негостеприимной обстановке под мостом, который укрывал от моросящего дождя, но не от ветра. В первый раз, когда я приходил в себя Мои лодыжки, колени, кисти рук и локти были связаны, и освободиться от этих пут было так же сложно, как получить отсрочку от уплаты налогов. Впрочем, я не пытался (с налогами такое бывало). Я находился в странном месте. Темном, полном какой-то странной жизни, вороватыми движениями. Место не очень теплое и где пахло опилками, кукурузой или каким-то другим подобным злаком. Я не знаю почему, но мне захотелось свистнуть, только тогда я заметил, что во рту у меня кляп, а на глазах повязка. Я перевернулся и зацепил какой-то предмет, что вызвало оглушительный грохот (так мне, по крайней мере, показалось), хлопанье крыльев. Затем канарейка разорвала тишину сердитой трелью, заворковал голубь. Я был у торговца птицами. И сам я тоже был хорошенькой птичкой, голубем в клетке, как и все прочие.