Комиссар кивнул.
Справа от них лежал Юнион сквер-парк, обманчиво привлекательный в затухающем свете дня. В квартале к югу слева находился Сен-Клейн, полуразвалившийся торговый центр, в котором давно уже продавали товары по сниженным ценам. Люди, обычно толпившиеся на тротуарах, стали собираться в кучки. Их привлекло множество съезжавшихся в этот район полицейских машин. На мостовых образовались пробки, и полицейские прилагали отчаянные усилия, чтобы направить машины в боковые улицы.
Водитель обернулся.
Сэр, появилась возможность проехать. Мне двигаться дальше?
Оставайся здесь, велел начальник округа. Здесь мы ближе всего к этим подонкам с самого начала операции.
Комиссар, смотревший в окно, заметил, как одного из полицейских на тротуаре сбил с ног неожиданный напор толпы. Он
вскочил и в ответ толкнул в грудь какую-то женщину.
Если бы улица разверзлась, заметил комиссар, это было бы не так плохо. И было бы совсем неплохо, если б весь город провалился в тартарары.
Пессимизм комиссара стал для начальника округа ещё одним сюрпризом. Он промолчал, взглянул на парк, и в его памяти всплыло приятное воспоминание.
Люди, вздохнул комиссар. Уберите людей, и вы легко поймаете преступников.
Начальник округа отвел глаза от парка, чью каменную ограду стала закрывать собирающаяся толпа.
Знаете, господин комиссар, что мне хотелось бы сделать? Проскользнуть через одну из решеток, закрывающих аварийные выходы, и перестрелять этих подонков ко всем чертям.
Может быть, нам не придется этого делать? устало спросил комиссар.
Я просто так сказал. Просто это поправляет самочувствие.
Начальник округа поднял глаза на голые ветки деревьев парка и старое воспоминание всплыло окончательно.
Когда я поступил в полицию, первое мое серьезное задание было именно здесь. В тысяча девятьсот тридцать третьем году. Или четвертом? В третьем или четвертом. Я тогда был конным патрульным, и меня поставили поддерживать порядок во время первомайского парада. Вы помните времена, когда эти парады были большим событием?
Я не знал, что вы служили в конной полиции, удивился комиссар.
Настоящий казак. Мою лошадь звали Маргаритка. Прекрасная кобыла с белым пятном на лбу. Казак... Нас действительно тогда так называли.
Теперь нас называют иначе, верно?
Там почти каждый час случалась стычка, и нам пришлось немало погулять дубинками по головам. Маргаритка наступила кому-то на ноги. Но то были другие времена. Никто никого не пытался убивать. И если приходилось надавать по головам нескольким коммунистам, никто кроме них самих крика не поднимал. Во всяком случае, радикалы в те дни были гораздо мягче.
А как насчет их голов?
Их голов? Начальник полиции округа помолчал. Понимаю, что вы имеете в виду. Да, в те дни мы свободно пользовались нашими дубинками. Полицейская жестокость... Думаю, в этом что-то было. Казаки. Да, в этом явно что-то было.
Может быть. равнодушный голос комиссара не выдавал его чувства.
Маргаритка, повторил начальник округа. Коммунисты ненавидели лошадей не меьше, чем полицейских. На своих тайных собраниях они обычно кричали: Подрезать казакам сухожилия! И обсуждали, как поднырнуть с ножом под брюхо лошади и перерезать сухожилия. Но я никогда не слышал, чтобы такое случалось.
Что, черт возьми, происходит? не выдержал комиссар. Они сидят внизу, мы наверху, и все это похоже на перемирие.
Именно там, продолжал начальник округа, на Семнадцатой улице, вот с того балкона коммунисты произносили свои речи. Но схватка могла произойти в любом месте и на площади, и в парке. Это было сорок лет назад. Как вы думаете, сколько из тех коммунистов до сих пор ими остаются? Ни единого. Все стали бизнесменами, эксплуататорами народных масс, живут в пригородах и не станут перерезать сухожилия лошади, даже если вы огреете их по голове.
Теперь радикалами стали их дети, заметил комиссар.
И куда более жесткими. Они вполне могли бы подрезать лошадь. Или привязать бомбу к её хвосту.
Захрипел динамик.
Центр управления вызывает начальника полиции. Ответьте, сэр.
Говорите, говорите, откликнулся начальник полиции.
Сэр, террористам передали, что путь свободен.
Отлично, спасибо. Сообщите, как только они тронутся. Начальник полиции выключил радио и взглянул на комиссара. Будем ждать или начнем?
Давайте начинать, решил комиссар. На этот раз мы их опередим.
Глава 20
Райдер нажал кнопку рации.
ПелхэмЧас Двадцать Три слушает. Говорите.
Путь свободен. Повторяю, путь свободен.
Лонгмен прижался к нему, глотая воздух, маска буквально втягивалась ему в рот. Райдер подумал: он плохо кончит. Что бы ни произошло, как бы хорошо все не закончилось, со временем Лонгмен сломается.
Путь свободен на всем маршруте до Саут-ферри? уточнил он.
Да.
Вы знаете, что будет, если лжете?
Я хотел бы вам кое-что сказать. Вы не успеете пожить, чтобы истратить эти деньги. Я в этом совершенно уверен. Вы меня слышите?
Сейчас мы тронемся, сказал Райдер.
Конец связи.
Попомните мои слова...
Райдер выключил рацию.
Начали, повернулся он к Лонгмену. Я хочу, чтобы поезд тронулся через тридцать секунд.