Подожди, милый человек, до утрень Куды теперь ехать Вишь, на дворе мороз Сосни Ты из духовного звания?..
Нет, дворянин.
Так вы, значит, из чиновников будете?.. Верно, рюмочка полюбилась, что в учителя пошел?..
Я было замялся, но заседатель, желая меня ободрить, ласково потрепал по плечу и заметил:
Ничего этто не грех блуд грех, а водка не грех
И затем сонный мужик ушел в другую комнату, пожелав мне доброй ночи
Громкий разговор в соседней комнате на следующее утро разбудил меня. Слышались голоса:
Как же это тепереча будет, Максим Фанасич? Должон я ее бить или не должон?..
Бить не моги; зачем бить, веди ее к нам, наше дело ее бить.
Нешто правление ее хозяин Пытому она не смей супротив меня Я ей онамнясь и говорю: ты Маланья, куды, говорю, ходила? В баню. Ладно. А зачим, говорю, солдата с тобой видели? Рубаху ему чинила. Кады?.. А тады Я ее в ухо. Она меня Хучь и не гораз, а съездила Ну, и решите, Максим Фанасич, должон я ее бить или не должон
Пока шли толки, я оделся и вошел в волостное правление Там уже было человек с десять мужиков Меж ними шли вполголоса разговоры, из которых ясно доносились слова: «Рупь сорок плати Чем? Однова ездили в город, украли лошадь Три рубля Бедность хлебушка ни» и т. п.
Жирный голова разбирал жалобу, а я тем временем подошел к заседателю, попросил лошадей, и меня скоро отправили дальше
Дорога всё шла лесом Мороз стоял сильный. Ямщик то и дело похлопывал руками и подгонял лошадей На мои вопросы он отвечал неохотно. Должно полагать, неразговорчивый человек
Ты женат?
Женат Фью Нннно Ленивая
Как живется?
Как?.. Известно как А ты из дальних?..
Из Питера
Земляки были. Сказывали, страсть-город. И по всему-то городу харчевни и музыка
Вот снова село Снова дали пару лошадей Так я ехал до вечера на паре Ночь всю ехал, на одной Один ямщик попался разговорчивый. Всё рассказывал про Ганьку-разбойника, на днях попавшегося за убийство десяти человек в неделю и теперь сидевшего в остроге
Под эти рассказы я заснул. Меня разбудил голос:
Барин, слышь вставай Вот и Чеярково!..
Я огляделся, мы подъезжали к большому селу, черневшему среди снежной равнины. Ямщик мой лихо подкатил к волостному правлению, и я вошел в большую комнату, где сидели голова, заседатель и два писаря У дверей стояло несколько просителей
Я подошел к волостному голове и, поклонившись ему, сказал, что я прислан сюда учителем.
Толстый, матерой мужик, с дряблым лицом, с большой, седой бородой, подал мне руку и сказал:
Ты из каких будешь?..
Из дворян
Тек А бумага при тебе есть?..
Есть
И я подал ему бумагу. Он посмотрел на нее, повертел и, будто не желая читать (а он читать не умел), обратился к писарю и сказал:
Нукось, Фанасий, валяй
И когда чтец дошел до моего чина и звания, то голова переглянулся с заседателем и после взглянул на меня не особенно доброжелательно.
У нас всё были духовные студенты Ну, а теперь Иван Лексеич бывший вучитель вот на священницкое место вышел в Борисове Хватеру у дьякона имели Как вы-то жить будете?.. Чай, в непривычку в деревни-то, заметил, снисходительно улыбаясь, голова, глядя на меня Одначе обживешься Будь знаком Антипка, проводи вучителя к дьякону
Но дьякон сам вошел в комнату и тоже дивился, узнав о моем чине.
Вы из каких будете?.. Православный?
Православный
Какже «вич» На «вич» все поляки
Я не поляк
Мм Оно, конечно, случается
И дьякон уж слишком недоброжелательно взглянул на меня.
Словом, с первой же минуты мои дворянские руки и мой чин возбудили в аристократии села большие подозрения и недоброжелательства.
2
самой середине села, у богатого мужика Семелькина. Самого не было дома, а сдал мне комнату его старший сын умный с виду парень, лет двадцати пяти, бывший часто в Питере, а потому ходивший в высоких сапогах, жилетке и плисовых штанах
Дом Семелькиных был лучший в Чеяркове, и моя комната была такая, что и желать нечего было лучше Я скоро разложился на новоселье и познакомился с хозяевами, жившими рядом за перегородкой. Семья Семелькиных была большая: бабушка, мать, два женатых сына и куча ребятишек Жили они тесновато, но в чистой комнате не располагались потому, что хозяин этого «не любит», как сказал мне Степан (старший сын).
Меня накормили, обогрели, обласкали Когда я сидел за столом и загляделся на красного чёрта, что висел на стене в числе прочих лубочных картин, жена Степана, молодая баба, подошла ко мне и сказала:
Чать, тебе скучно будет, родимый. С дальней ты сторонки?.. Одинокий?.. Ешь ешь Бог с тобой!..
Меня так тронуло это ласковое приветствие, что я теперь всегда с удовольствием вспоминаю о Степане и Марфе Семелькиных; это были добрые люди и, как читатель после узнает, терпевшие каторжную жизнь в семье Во все восемь месяцев моего учительства я всегда пользовался расположением этих людей
На следующее утро, едва я проснулся, как пришел ко мне священник:
Вы изволили приехать на место учителя Вы будете русский?..
Русский
Не католик?..
Нет
А ваш чин и звание?..
Я сказал ему чин свой, и мы уселись и стали говорить. В разговоре ясно проглядывало любопытство со стороны батюшки. Ему непременно хотелось узнать, для чего я приехал и как я буду учить