XIII
В одной из комнат играли на двух столах в карты, а в большой голубой гостиной, куда гости перешли после чая из столовой, шла обычная «жур-фиксная» болтовня. Сама Трифонова, белокурая, с вялым и болезненным лицом пожилая женщина, сидела на диване рядом с двумя пожилыми дамами, видимо тяготясь и ролью хозяйки, и обязанностью занимать этих дам. Ксения с одной скромной на вид барышней сидела в дальнем уголке за трельяжем, окруженная несколькими кавалерами, среди которых выдавался своей красотой и сверкающими зубами князь Сицкий, кандидат в мужья, покровительствуемый матерью. Остальные гости маленькими группами рассеяны были по гостиной. Разговор то затихал, то оживлялся, если кому-нибудь из гостей вдруг удавалось выдавить из себя хоть что-нибудь похожее на остроумие или сообщить что-нибудь более интересное газетных известий и театральных сплетен. Впрочем, все это уже было сообщено за чаем, и «жур-фикс» был в том периоде, когда для оживления удрученных горстей требуется певец или певица Но ни того, ни другой не было. Ждали известного тенора Кашкина и новую певицу Аркадьеву, новую, по крайней мере, для Петербурга, хотя и известную в провинции, ту самую, которая жила в меблированных комнатах, рядом с Бугаевым, и была «открыта» каким-то знакомым Трифоновых, обещавшим ее привезти.
В этой гостиной были, разумеется, и те «безмолвные» гости, «статисты» жур-фиксов, которые во весь вечер не проронили ни одного слова и только напряженно улыбались, словно в ответ на вопрос: зачем они явились сюда? И, однако, это были самые упорные посетители; один старичок и один молодой, скромного вида человек, который весь вечер играл своим пенсне и добросовестно отсиживал, уходя последним.
В кабинете у хозяина беседа шла оживленнее. Слегка фрондировали,
слегка удивлялись «положению вещей» и бранили господ чиновников. И при этом приводили анекдоты невероятного характера. Рассказывали о каком-то деятеле, не знавшем, что такая-то река судоходна, и потому отказавшем в ходатайстве об устройстве пароходства, говорили о легкомыслии другого, хихикали и посмеивались.
Особенно горячо нападал Трифонов, доказывая, что чиновники губят всякое дело. Низенький, маленький, волосатый грек Зунди, известный богач, довольно ухмылялся своими глазами черносливами, а высокий худой блондин, директор какого-то завода, от удовольствия потирал свои длинные и костлявые руки Только один старый инженер, слегка оппонировал, когда уж слишком нападали на канцелярии
Нельзя без них, господа Право, нельзя, Василий Захарович. Ты, брат, слишком увлекаешься
А я скажу, что если б их вовсе не было, то все бы вздохнули! горячился старик.
Ксения, видимо, была не в духе и, в ответ на комплименты князя Сицкого, говорила колкости, словно бы щеголяя мастерством говорить их в очень изящной форме. Сегодня не было никого, сколько-нибудь интересного. Эти «болваны», как она мысленно называла окружавших ее кавалеров, порядочно-таки надоели.
По счастию, приехал тенор, и его скоро засадили петь.
Все облегченно вздохнули, что можно перестать говорить, и слушали действительно мастерское пение певца. Пришел слушать и Трифонов.
После громких рукоплесканий, певец, по просьбе Ксении, стал петь еще романс
Ксения слушала в восторге, и когда он кончил, она (подняла голову. В гостиную входил Павлищев и за ним Марк.
Глаза Ксении радостно блеснули, и голос ее зазвучал как-то весело, когда она проговорила Павлищеву:
Очень рада вас видеть, Степан Ильич!
И вслед затем сухо и холодно протянула руку Марку.
Несколько слов приветствия хозяйке дома, любезные рукопожатия направо и налево, минут пять дружеского разговора с Трифоновым, и его превосходительство, ловко, увильнувши от миллионера Зунди, хотевшего, было, завести деловой разговор, подошел к Ксении и присел около, как-то особенно дружески пожав руку князю Сицкому.
С появлением Павлищева, молодые люди, бывшие около девушки, незаметно отошли. Оставался только князь Сицкий, молодой, стройный и изящный офицер, ослепительный брюнет, с большими черными глазами, слегка на выкате, сверкающими белизной зубами и свежим румяным лицом, черты которого были классически правильны и тонки. Он уже более года охотился за «красным зверем» с упорством человека, рассчитывавшего женитьбой разделаться с долгами, поправить свои дела и иметь возможность вести широкий train жизни, и не без увлечения разыгрывал упорно влюбленного, надеясь обаянием своей красоты увлечь эту «ученую» миллионершу «зрелых лет». Не даром же его звали «le beau Сицкий», восхищались им, и многие дамы баловали его своим исключительным вниманием. Слегка кокетничала с ним и Ксения, хотя и находила его не умным и банальным. Кокетничала и третировала его, не доверяя искренности его чувств, и несколько удивлялась его долгому и упорному ухаживанию, словно он надеялся в конце-концов победить ее сердце своим постоянством и своей несколько наглой красотой. Он еще не решался делать предложения, но Ксения чувствовала, что это скоро будет. Она видела, что и мать и брат покровительствуют ему, то и дело нахваливая его Ксении и указывая на его искреннюю привязанность.