Вставший, по обыкновению, рано и выпивший два больших стакана горячего чая с булкой, Трифонов в это утро сидел в большом, скромно убранном кабинете у письменного стола, в своем довольно стареньком сером байковом халате и, посасывая дешевую сигару, хотя тут же на столе у него стоял ящик сторублевых регалий, внимательно штудировал с очками на глазах лист, исписанный цифрами и представлявший собой смету на постройку нового завода на Урале на недавно приобретенной им почти за бесценок земле. Итог был подведен весьма почтенный, и Василий Захарович несколько раз покачивал в раздумье своей широкой и большой седой головой.
Это был внушительных форм, крепкий и здоровый, широкоплечий мужчина, которому никто не дал бы его шестидесяти четырех лет до того он сохранился и был моложав. Его с крупными чертами лицо, отливавшее здоровым румянцем, было свежо и почти без морщин. В зорких небольших темных глазах светилась жизнь; взгляд был молод, энергичен и немножко лукав. Большой лоб, мясистый, чисто русский нос и толстые губы не отличались ни красотой, ни изяществом форм, и лицо Трифонова было не из красивых, но в нем чувствовались энергия и сила. Большая заседавшая борода и густая грива седых волос, зачесанных назад, придавали его лицу несколько артистический вид, и с первого взгляда Трифонова можно было принять за художника или музыканта.
«И чего он затевает новое дело. Точно мало дел и точно мало у него денег. К чему? Для кого?» проносилось в голове у Трифонова, когда он просматривал смету.
Одни только лишние хлопоты! проговорил он вслух и сам усмехнулся, зная, что именно эти хлопоты, новое дело и какое-то неодолимое влечение к наживе, хотя бы и бесцельной, и составляют главную для него приманку и что, несмотря на колебания, он, разумеется, построит завод, затратив на него громадные деньги. Зато впоследствии это дело будет приносить громадные барыши.
И Трифонов снова погрузился в соображения и с карандашом в руках проверял цифры, не заметив, как в кабинет вошел, слегка позвякивая шпорами, его сын, молодой человек лет двадцати трех, очень похожий и фигурой, и лицом на отца. Этот коротко-остриженный офицер в длиннополом сюртуке, с золотым браслетом на руке и с добрым взглядом несколько красных глаз, свидетельствовавших о кутеже, был некрасив и имел несколько взволнованный и растерянный вид, который он напрасно старался скрыть.
Здравствуй, папа, проговорил усиленно развязным тоном молодой человек, подходя к отцу и громко целуя его в щеку.
Здравствуй, Боря Здравствуй, голубчик! нежно промолвил отец. Что ты сегодня
такая ранняя птичка Еще и девяти нет, а ты уже встал? Или сегодня дежурный? говорил отец, любовно взглядывая на сына.
От его глаз не укрылось помятое лицо молодого человека и возбужденный его вид.
«Верно, кутнул вчера!» подумал он.
Нет, папа, я не дежурный Я пришел к тебе с просьбой.
Что такое? Нужно денег?
Много нужно
Много?.. Зачем? спросил старик, не любивший, чтобы сын выходил из своего довольно широкого бюджета. И лицо его сделалось серьезно.
Не сердись и прости, папа, заговорил дрогнувшим голосом Борис, не смотря на отца Я вчера проиграл в клубе
Старик, который терпеть не мог азартных игр и сам игравший в винт по небольшой, еще серьезнее и строже взглянул на сына и несколько мгновений молчал. Его большой лоб сморщился, в лице появилось суровое выражение, и маленькие глаза сделались злыми.
Что значит много по твоему счету? наконец спросил он.
Двадцать тысяч, проронил упавшим голосом Борис.
Двадцать тысяч проиграть в один вечер!? воскликнул в изумлении старик, не ожидавший такой крупной цифры и никак не предполагавший, что сын его, казавшийся рассудительным молодым человеком, мог сделать такую глупость.
Играли в макао Я зарвался и проиграл на честное слово.
Старик Трифонов с каким-то презрительным сожалением поглядел на сына и, после паузы, проговорил:
Не ожидал, признаться, от тебя такого сюрприза Не ожидал. Не для того я горбом наживал деньги, чтобы сын мой проигрывал в ночь по двадцати тысяч. Я, разумеется, дам тебе эти деньги, но помни, Борис, что это в первый и последний раз!.. Ты знаешь меня и знаешь, что я держу свое слово! прибавил внушительно старик.
И с этими словами он достал из письменного стола чековую книжку и, написав чек, подал его сыну.
Тот, было, стал благодарить, но отец строго остановил его:
Не благодари, Борис. Ты лучше сделаешь, если впредь не будешь играть. Карточных долгов я платить не буду помни Я не привык бросать денег на ветер И вообще соразмеряй свои расходы Кажется, тысяча рублей, что я тебе даю, на всем на готовом, при экипаже и лошадях, которые в твоем распоряжении, более чем достаточна на кутежи?.. Смотри же, не злоупотребляй моей любовью, Борис! прибавил, смягчая тон, старик, глядя на смущенное лицо сына.
Больше этого не будет, папа. Даю тебе слово!
Даешь? И сдержишь?
Сдержу.
И отлично. Спасибо тебе. И я даю слово не сердиться и забыть твой глупый проигрыш.
С этими словами отец протянул руку сыну и тот поднес эту широкую, большую волосатую руку к своим губам.