И шел довольно подробный, так сказать, оправдательный рассказ о том, как ловко он нагрел «пижона»
Слава Богу, еще кое-как жить можно, прибавлял невзрачный человек. А вот, ежели меня сделают становым, как обещали ну, тогда и не так заживем
Сделают тебя, пьяницу, жди! обыкновенно отвечала жена и кидала на мужа уничтожающий взгляд.
В воскресенье и по праздникам положение дел в маленьком домике круто изменялось, и тетка, властвовавшая целую неделю, в такие дни трусила и притихала к большой радости Марка, ожидавшего таких дней не без злорадства. Наблюдательный, он зорко следил за всем происходившим в семье дяди и внимательно
вслушивался во все эти разговоры, знакомившие его на заре жизни с грязью, подлостью и нуждой.
Обыкновенно дядя «закатывался» куда-нибудь под праздник и в воскресенье являлся домой совсем не прежним покорным супругом, а грозным, полным величия, судьей и мстителем за свои обиды и от жены, и, вообще, от людей. Худенький и маленький, он, казалось Марку, даже вырастал, когда, войдя в квартиру, подходил к жене и, глядя на, нее насмешливыми пьяными глазами, говорил:
Ну, вот я пьян, а тебя, подлой, не боюсь. Слышишь, мерзавка, не боюсь!?
Обыкновенно тетка старалась спрятаться от мужа в такие дни, но это не вело ни к чему и только раздражало пьяного дядю. Он ее разыскивал и начинал казнить словами с какой-то утонченной жестокостью человека, обрадованного, что может покуражиться над тем, кого еще вчера трусил.
Усадив жену против себя, этот маленький, худенький человек начинал «припоминать» все, разражаясь пьяными монологами, и в них, должно быть, было не мало горькой правды, потому что тетка нередко бледнела и с тупым страхом виноватого животного глядела на мужа, приходившего в бешенство по мере того, как он говорил, возбуждаясь своими же словами. И, бывало, Марк слушал, как дядя восклицал:
Так я но-твоему мерзавец и пьяница, а ты у нас цаца? Распрекрасная благородная женщина Скажите пожалуйста И ты можешь мною помыкать по своему благородству Еще бы! Я и подлец, и пьяница, я вот и двугривенные беру А из-за кого я стал таким, как вы думаете, сударыня?.. Из-за какой-такой персоны, а? Не будь этой персоны, может быть, и я был бы другим человеком. И был бы'! Кто тогда облестил меня, извольте припоминать? Кто обманул?.. Полициймейстерская любовница обманула! Надо было грех прикрыть, найти мужа, и нашли превосходного Он простил, а ты опять распутничала Он, мол, дурак И еще теперь грозишься к кому-то уйти И уходи! Слышишь, уходи!.. И своих детей бери Думаешь я не знаю, чьи они все!? А я должен на чужих работать Понимаешь ли, какая ты подлая тварь?.. Понимаешь?.. Можешь ты понять, почему я лишился того места и вот теперь двугривенные в полицейском управлении собираю. Все ты ты, подлая!.. Ты уговаривала пользоваться случаем Тебе нужны были шляпки, шлейфы, да по клубам И я тоже хорош гусь, нечего сказать Ведь слушал тебя Как же, раб покорный Красавица, мое почтенье!.. ІІІлюха, с позволения сказать, но и мне, аки законному мужу, внимание оказывала такому, с позволения сказать, низменному человеку Ха-ха-ха!.. Очень вам благодарен В ноги, каналья Змея подколодная! Не то убью! вдруг вскрикивал, весь бледнея, муж.
И Марк видел, как тетка кланялась в ноги дяде. И тот тогда торжествующе улыбался и, несколько успокоившись, декламировал:
«Я царь, я раб, я червь, я Бог!» И не смей ты мне Марка обижать За что ты мальчика изводишь, злющая женщина?..
Дядя после этого обыкновенно ложился на кровать и философствовал сам с собой. А то подзовет Марка и скажет:
Она, брат, больше не будет тебя грызть. Слышишь, Марк
И, не дожидаясь ответа, продолжал:
А знаешь, Марк, без подлости не прожить на свете ни за что. И в ком более этой самой подлости и злости, тому и лучше Вон тетка твоя и подлая, и злая, а что ей?.. Только толстеет Ха-ха-ха А ты ей не позволяй над собой командовать. Ни-ни!
Дядя засыпал, а Марк уходил из дому и долго бродил по берегу реки и припоминал слова дяди, стараясь вникнуть в их смысл и решительно не понимая, почему дядя, после этих пьяных вспышек, снова становился покорным и безответным перед теткой.
В такой обстановке, среди вечных ссор и криков, слушая одни и те же разговоры о том, где дядя «урвал» и т. п., преследуемый с каким-то упорством теткой, Марк прожил три года. Уж он со второго же года был освобожден от платы за обучение, и директор, знавший, в какой атмосфере живет этот даровитый и способный мальчик, давно уже имел в виду как-нибудь устроить его иначе.
И вот в один день, вернувшись из гимназии и садясь обедать, Марк объявил дяде, что он от него уезжает.
Как уезжаешь? Куда? спросил дядя и бросил взгляд на жену, которая, видимо, обрадовалась такой новости.
Буду сам по себе жить! серьезно и не без гордости ответил Марк.
Да как же ты в тринадцать лет сам по себе жить будешь? Тоже выдумал! Так я тебя и пустил.
Мне наш директор урок нашел
Урок? Такому мальчику? удивился дядя.
И хороший, продолжал Марк, стол и квартира и десять рублей в месяц.
И ты не врешь? У кого же это?
У адвоката Нелюбимова Знаете?