Папка. Тонкая, серая, картонная, она лежала в самом центре стола, нарушая безупречную симметрию. Простая бечёвка, стягивающая её, была завязана небрежным узлом. Ни номера, ни входящей отметки, ни резолюции. Лишь одна жирная, расползшаяся восковая печать, в которой угадывался герб Витинари, похожий на засушенного паука. Папка была аномалией, ошибкой, вопиющим оскорблением, брошенным в лицо самой идее порядка. Протокол смотрел на неё уже десять минут, не мигая. Его взгляд был настолько пристальным, что менее уверенный в себе предмет мебели давно бы сознался во всех грехах, самозарегистрировался и отправился в архив под литерой «Н» «Неотложное».
Папка молчала.
Из груди Протокола вырвался вздох. Это был не просто выдох, а квинтэссенция всех вздохов, когда-либо изданных мелкими чиновниками перед лицом непредвиденной работы. Он был так совершенен в своей безысходности, что заслуживал собственного формуляра. Рука, будто сама по себе, потянулась к серому картону. В его голове, там, где обитали не параграфы, а драконы, герои и пафосные речи, уже рождалась первая строка для тайного журнала.
«И тогда я, констебль Протокол, принял бремя, что оказалось не по плечу титанам. Моя длань, твёрдая, как гранитные устои моста через Анк, легла на узел, сплетающий
судьбы города»
Он посмотрел на свою настоящую руку. Пальцы мелко дрожали, словно у замёрзшего воробья. Героический сценарий давал сбой.
Протокол отдёрнул руку, как от раскалённой кочерги. Холодная капля пота скатилась по шее под жёсткий воротник кителя. Одно дело быть героем на бумаге, в безопасности своего стола. И совсем другое, когда подвиг лежит перед тобой, смотрит печатью Патриция и явно не собирается вести себя по уставу.
Он дёрнул за бечёвку.
Внутри лежало три листа. Три имени. Три колонны, на которых держался весь шаткий небосвод Анк-Морпорка.
Леди Сибилла Овнец. Жена Командора Стражи. Герцогиня. Самая богатая женщина из всех, кто когда-либо носил туфли.
Чудовище Бухгалтер. Глиняный голем, финансовый гений Гильдии Воров. Единственное существо на Диске, которое, по слухам, заставило Смерть заполнить налоговую декларацию.
Доктор Аластор Беспорядокус. Глава кафедры Нестабильной Реальности Незримого Университета. Человек, для которого законы физики были скорее набором рекомендаций.
Протокол почувствовал, как в его тщательно упорядоченном внутреннем мире что-то треснуло. Это были не подозреваемые. Это были стихийные бедствия в человеческом (и нечеловеческом) обличье. Люди, способные одним росчерком пера превратить его карьеру, его пенсию и даже его самого в сноску на полях чужого отчёта.
Взгляд метнулся к стопке формуляров, под которыми покоился его журнал.
«в одиночку я бросил вызов силам, что повелевали городом»
Да, подумал он, и эти силы могли повелеть, чтобы его перевели сортировать скрепки в подвале. По размеру. И ржавчине.
Спасение пришло оттуда, откуда и всегда, из правил. Протокол поднялся и, подойдя к шкафу, извлёк тяжёлый, пахнущий пылью и вечностью том в потрескавшейся коже. «Руководство Стражника по Ведению Дознания». Он открыл его с благоговением. Пальцы, как мыши, забегали по строчкам, ища нору, в которой можно было бы спрятаться от реальности. И нашли.
«Параграф 12, подпункт В: Во избежание обвинений в предвзятости, дознание лиц, имеющих значительный общественный вес, надлежит проводить в строгом соответствии с их положением в социальной иерархии, начиная с наивысшего, дабы не нанести оскорбления чести и достоинству означенных лиц несвоевременным вниманием».
Книга с облегчением захлопнулась. Из переплёта вырвалось облачко пыли, станцевало в луче света и осело на его идеальном столе. Новая работа. Новое маленькое, понятное дело.
Решение было принято за него. Он начнёт с леди Сибиллы. Это была не отвага. Это была процедура.
Скотская площадь была самым тихим и респектабельным местом в Анк-Морпорке, но даже сюда донеслось эхо застрявшего дня. Протокол шагал, прижимая папку к груди, как щит от хаоса. Воздух был неподвижен. Пахло вчерашней пылью и вчерашним дождём. Из-за угла доносился тот же самый призрачный крик «Горячие сосисочки!», который он слышал и вчера, и позавчера. Он так глубоко ушёл в составление плана допроса (пункт 1.1: уточнить полное имя и титул; пункт 1.2: запросить алиби на момент предполагаемого темпорального саботажа), что чуть не врезался в спину последнего в толпе зеваки.
Толпа была небольшой, но плотной, как овсяная каша. В центре этого круга любопытства стоял Командор Ваймс. Он выглядел так, словно всю ночь боролся с демонами и проиграл. Небритый, со взглядом, который мог бы прожечь дыру в свинцовой плите, он тыкал пальцем в грудь съёжившемуся Мосли, мелкому воришке с таким послужным списком, что его можно было читать как роман. Рядом, несокрушимый, как здравый смысл, возвышался капрал Моркоу.
Слушай меня, падаль, голос Ваймса был похож на скрежет гравия. Сейчас десять двадцать три. Через две минуты, ровно в десять двадцать пять, ты, как и вчера, и день до того, полезешь в карман вот к этому господину.
Господин, торговец шерстью с лицом испуганного хомяка, судорожно прижал саквояж к животу.