Ребята назвали. Он торопливо записал их к себе в блокнот.
Вам награда положена за спасение раненых! Ну, удачи вам!
Колонна тихо двинулась с места. Раненые в кузове крепились, но при малейшей тряске слышались сдержанные стоны, и потому набирать скорость было нельзя.
Василий и Петька оглядывались по сторонам и назад, сообщая красноармейцу, как обстоят дела, и тревожно присматривались к небу за деревьями. Все пока шло благополучно.
Но на переправе случилось то, чего так опасался водитель-красноармеец: заглохла посреди реки полуторка. Вдобавок сидевший за рулем раненый танкист потерял сознание. Пришлось Петьке и Ваське лезть в воду, закреплять трос. Взяли полуторку на буксир.
В двух-трех километрах от речки, под прикрытием небольшой высотки, с восточной ее стороны, раскинулась узкая низина, поросшая высокой ольхой и густым подлеском.
Начальник АХО и шофер посчитали это место подходящим для госпиталя. Некоторые раненые, помогая друг другу, выбирались сами из кузовов машин на землю, обосновывались под деревьями. Других, как и при погрузке, укладывали на носилки. Ребята оказались здесь незаменимы. Они легко впрыгивали в кузов, так же быстро оказывались на земле, везде поспевали: то подхватить носилки, то подставить плечо раненому.
А за речкой глухо ухало Хотя рассмотреть, что там происходит, было нельзя застила высотка.
Вытащив из машин последних раненых и оставив полуторку, опять помчались теперь уже знакомой дорогой к госпиталю.
Не разговаривали, будто предчувствуя недоброе.
На подъезде к палаткам красноармеец невольно убавил ход: госпиталя больше не существовало.
Еще дымились остатки брезента, который недавно служил укрытием от непогоды, а на истерзанной воронками земле то там, то здесь виднелись остатки нехитрого госпитального оборудования.
Военврач лежал прямо на дороге очевидно, высматривал
на проселке не успевшие обернуться машины. Об этом подумалось всем.
Бывший комбайнер, несмотря на перебитую левую ступню, взялся съездить и в этот рейс. Он высунулся из кабины, глухо проговорив:
Не дождался
Тело врача приподняли с земли и осторожно положили в кузов. Внимательно осмотрели кусты и обнаружили среди них слабо дышавшего красноармейца с забинтованными глазами. А под ветвями срубленной взрывом березы нашли контуженную, без сознания медсестру. Когда стали поднимать ее на плащ-палатке в кузов, сестра на мгновение приоткрыла глаза и, прежде чем снова потерять сознание, успела махнуть рукой в глубину леса:
Там
Бросились вместе с шофером в указанном ею направлении и обнаружили около двадцати замаскированных кустами, ветками раненых. Некоторые с головы до ног в бинтах походили на окровавленные мумии.
Пот застил и разъедал глаза, пока бегом переносили и укладывали раненых в машины.
Потом для верности еще рыскнули в разные стороны по лесу. И шофер, убедившись, что никого живых больше не осталось, махнул рукой:
Едем!
Дорога назад показалась короче.
По реке, где-то вправо и влево от мелководья, опять разрасталась канонада. Опять начинался бой.
Один килограмм муки
И Женька действительно только что спал. Его разбудил мужской голос. В доме уже больше года не звучало мужских голосов с того самого времени, как ушли на восток последние красноармейцы, а Женькин отец, директор средней школы, погиб где-то вблизи своего родного села Аляшино, в отряде самообороны, блокировавшем фашистский десант, оседлавший магистральное шоссе. А через два дня городок заняли немцы. Домик при школе, в котором жила директорская семья, немцы заняли под комендатуру, и Женька с матерью, учительницей математики, переселились, от греха подальше, в эту вот брошенную кем-то халупу, которая даже неизвестно куда относилась: к соседней с Аляшино деревне Масловке или к пригороду.
Я вот по какому делу к вам, Таисия Григорьевна снова глухо пророкотал за перегородкой мужской голос.
И Женька сквозь полудрему невольно прислушался.
По какому?.. негромко и почему-то настороженно спросила мать.
Вы Макара-полицая знаете?
До войны знала понаслышке ответила мать после паузы. Раз или два мельком видела на родительских собраниях, потому что, как только речь заходила о его сыне, он вставал и демонстративно уходил: мол, вы учителя вы и воспитывайте. А теперь вот Мать замолчала.
Я вас слушаю
Я не знаю, откуда он разнюхал, где мы устроились, но уже несколько раз перехватывал меня по дороге. То запугивает: мол, немцы не знают, кто ты А то даже очень сильно набивается в друзья: у него жена перед самой войной умерла Так вот. «Я знаю, говорит, как ты перебиваешься» На «ты» ко мне обращается, подчеркнула мать для неведомого слушателя. «Айда, говорит, ко мне жить как сыр в масле будешь»
Последний раз сказал: дает три дня на размышления «на раскумекивания», как он выразился; сказал, в субботу значит, послезавтра вечером придет за ответом. Куда мне бежать?! И мать вздохнула, как всхлипнула.
Смутно, сквозь сон слышал все это Женька и все же каким-то образом уловил, что этот мосластый полицай Макар в прошлом завхоз на кожевенной фабрике пристает к его матери, лучше которой, умнее и красивее которой не было в городе!