По тротуару, какой, блуждая по каждой улице города, вырисовывал карту, спешно шествовали люди, вечно занятые и недовольные, из стороны в сторону слонялись рекламщики с листовками, что вопили об открытии очередного магазина, а через окна ресторанчиков или лавки мясника можно было разглядеть счастливчиков, наслаждающихся обеденным перерывом. Говоря о вольнонаемниках в забавных костюмах, какие разбрасывались бюллетенями, стоит упомянуть самых упорных, наглых и настойчивых - такие персонажи попросту забрасывали рекламные листы в открытые из-за жаркой погоды окна автомобилей, пользуясь долгим сигналом светофора.
Я рассматривала Коламбус-стрит с тем же безразличием, какое, по словам окружения, было присуще мне во многих вещах, где следовало бы проявлять интерес. Мне не то чтобы было отвратительно наблюдать за родным городом в окружении штата Иллинойс, но и интереса знакомые с детства улочки не вызывали. Всё было тем же, не меняющимся, кроме, пожалуй, двух закусочных за противоположной стороне дороги, какие образовались на месте старой методистской церкви, снесенной около пяти лет назад за ненадобностью или же из-за старости всей постройки.
Названия их были до нелепости простыми - настолько,
что предлагая кому-нибудь заглянуть в одно из заведений после школы, ты не особо-то и желал произносить надпись с вывески. Проблема двух забегаловок была лишь в том, что расположение их предполагало конкуренцию, из-за чего владельцы построек никогда не ладили, борясь за каждого клиента. Единственным, что разделяло Блинную поляну и Лайм, был теневой переулок с мусорными баками и худыми котами, не нашедшими приюта в более милом и чистом местечке.
Пускай тень казалась сейчас желанной и даже спасительной - воздух напоминал каленое железо, какое ты всё же проглатывал, пропуская в легкие, -, однако тот самый закоулок, служащий разделением территории двух ресторанчиков, отчего-то отталкивал. Впервые, смотря в ту сторону, я почувствовала мнимую вонь гнилых отходов, грязные лужи, не просыхающие в тени после дождей, осколки бутылок и что-то жуткое, что могло водиться в тупиковом переулке. Я ощутила даже мурашки, всматриваясь в серость стен меж закусочными.
Отчего-то появилось отвратительное предчувствие: собственный разум омерзительным и хрипящим, каким-то сорванным голосом шептал о том, что что-то неприятное водится в тени. Подобное я ощущала в моменты ожидании отметки по тесту, какому не готовилась.
На соседнем сидении, подсев лишь из-за появления байкера, по-прежнему закидывала на меня ноги Кловер Эйбрамсон, беспардонно осматривающая оценивающим взглядом темноволосого мужчину. Поэтому, когда дернулась я, вздрогнула и чуть нахальная девушка, тут же впиваясь в меня чуть ли не возмущенным взглядом, вопрошающим о причинах столь неожиданных действий.
- Чего ты дергаешься, испытала оргазм от простых взглядов в сторону статного мужчины? - Кловер была недовольна, но явно не хотела упустить момента и блеснуть новым словом, изученным, вероятно, на уроке мисс Грейс. Такие прилагательные, как статный, были вовсе несвойственны девушке, к слову, она часто использовала их не там, где требовалось. - Так, что такое?
Я бы могла ответить много чего, но лишь указала в сторону переулка.
Разодранное тряпье, напоминающее лохмотья; неопрятный внешний вид, приближенный больше к человеку, что многие годы блуждал по пустыне; грязные густая борода и спутанные седые усы. Бродяга, какой неожиданно, будто услышав мое волнение, неожиданно показался в закоулке, распугивая бездомных и плешивых котов, пошатываясь и опираясь о стены. Его кожа была темной, как у людей, что днями работают под палящим солнцем, но всё же оттенок ее был болезненным, чуть сероватым. Этот житель улиц и свалок пугал, было в нем что-то неестественное, что-то неправильное и мерзкое до кома в горле. То ли старик, то ли заросший мужчина, грязный и уродливый, действительно шатался, порой врезаясь в углы переулка. Штанина его широких брюк, протертых местами, была разодрана, а правая нога почти волочилась по земле. Бродяга двигался так, будто был пьян в усмерть.
-Ну и уродец - подобные грубые замечания Кловер высказывала, не думая, после чувствуя вину за поспешные выводы, тут же пытаясь оправдаться. - Я имею в виду, он ведь сам виноват, что не нашел работы! Ну, ты знаешь, твоя судьба в твоих руках, и всё такое. Если ты неудачник, то это только твоя вина В общем, я это хотела сказать.
-Не оправдывайся. -слова, вылетающие первыми, всегда правдивы и отражают нашу натуру.
Теперь уже не я одна следила за бездомным, возникшим меж граничащих закусочных Лайм и Блинная поляна, - это было незаметно, как быстро бродяга перенял наше с Эйбрамсон внимание на себя, заставляя отвлечься от привлекательного байкера на Харлее. Да, жара определенно ощущалась, воздух все так же был спертым и тяжелым, горячим, но почему-то все эти ощущения немного угасли. Бродяга неожиданно и даже резко для своего потрепанного и убогого состояния сменил траекторию движения, выходя теперь на палящее солнце, на тротуар, к торопящимся жителям Оттавы, какие порой цепляли друг друга плечами, извинялись и вновь куда-то бежали. Яркие лучи, захватившие бездомного в свою власть, словно обличили его, показывая всю уродливость старого перепачканного грязью лица.