Уже догадываясь, что произошло, он взял бутылку с водой и, прождав пару минут, направился на улицу. Там он и застал Райли, которого уже перестало тошнить. Он сидел, обессиленно прислонившись спиной к невысокому, в пол человеческих роста, кирпичному заборчику, ведущему вдоль дорожки от дома к тротуару.
Кларк подошел к парню, молча протянул ему воду и уселся рядом. Тот так же, не говоря ни слова, принял бутылку, прополоскал рот, а потом еще долго и жадно пил, почти опустошив объем в полтора литра.
Ну, что? первым нарушил молчание Кларк. Что-то увидел?
Увидел, глухо ответил Райли.
Все так плохо?
Нет. Не знаю. Кларк, там Там, на статуэтке пятнышко крови было, засохшее. Я его не заметил сначала Дотронулся и увидел
Что? поторопил Кларк, зная, что Райли надо выговориться, чтобы успокоиться.
Кровь на столе, руку отрезанную. Лицо мужчины обезображенное ужасом. А потом котелок над костром, а в нем суп, или что-то вроде того, кипятится. А в нем пальцы человеческие Много пальцев, медиум содрогнулся от воспоминаний и спрятал лицо в ладонях.
Боже
Откуда это взялось в доме? Что там было? Я ведь ничего особенного не почувствовал, Райли потерянно глянул на Кларка.
Не понимаю В городе же никого нет, если бы тут были люди, они бы не стали прятаться. Да и все кругом выглядит пустым и заброшенным, забормотал Кларк, усиленно обдумывая видение медиума. Ладно, завтра с особой осторожностью обыщем дома и уедем отсюда. Согласен?
Да, хорошо, Райли снова сник и сидел, уставившись в темноту перед собой.
Через некоторое время Кларк толкнул Райли плечом:
Эй, ты как? Очухался немножко?
Нет. Мне кажется, что я уже никогда не «очухаюсь». С каждым таким видением умирает частица меня. Я, наверное, долго так не протяну, либо свихнусь окончательно, либо умру от истощения Знаешь, Райли неожиданно разговорился, выплескивая свою горечь. Мне иногда кажется, что однажды, увидев какую-нибудь очередную гадость, я достигну чего-то вроде точки невозврата. Мое «я» сотрется не в силах вынести весь этот кошмар, и я стану овощем. Просто перестану быть. И что самое печальное, чувствую, что скоро я стану об этом мечтать
Не нагнетай, Райли. Я думаю не все так плохо. Тебе надо чаще общаться с остальными, отвлекаться, в последнее время ты сильно отдалился от всех.
Я просто никого не хочу обижать, не хочу доводить до того, чтобы от меня шарахались, ожидая какой-нибудь сказанной гадости.
Да, но выглядит это так, словно тебя все дико раздражает, как будто ты делаешь всем одолжение своим присутствием.
Ты думаешь, я этого не понимаю?! вспылил медиум. Хочешь услышать рассказ про один
день из жизни Райли?
Вот представь, по дороге идет человек, на спине рюкзак, в глазах отчаяние, ведь воды не осталось, впрочем, как и еды. Он идет по жаре, по плавящемуся асфальту, он знает, что там, впереди город, в котором может быть удастся раздобыть воды и пищи, а если повезет и примкнуть к какой-нибудь группе. Ноги в изношенных, с дырами на подошвах ботинках, начинают гореть на раскаленном асфальте, и он сворачивает на обочину.
Там неудачно наступает на камешек, спотыкается и падает с насыпи вниз. Высота не большая. Всего пара метров, да еще и под уклоном, но человек умудряется сломать ногу, да так, что кость, прорвав мышцы, кожу и штаны, торчит наружу. От боли он теряет сознание, сильное кровотечение, он слабеет, и когда приходит в сознание, понимает, что сил предпринимать попытки к спасению, у него нет.
Он знает, что умрет здесь, посреди своего пути из ниоткуда в никуда. Никто не придет и не спасет его.
Первый день он еще кричит, зовет на помощь неизвестно кого, потом срывает голос, а его рот пересыхает так, что кажется, язык вот-вот осыплется прахом.
На второй день человек пытается выбраться на дорогу, но после нескольких попыток, понимает, что это бесполезно.
И вот, он уже даже перевернуться на бок не может, лежит, закрыв глаза, чтобы их не выжгло солнце и мечтает умереть. Он в панике, отчаянии, ужасе, он хочет жить. Но жажда уже почти свела его с ума, боль в ноге ни на секунду не дает забыть о переломе, а в воздухе витает запах гниющей плоти. Его гниющей плоти.
Над ногой вьются мухи, а к его горлу давно бы подкатывала тошнота от этой вони, если бы в теле еще оставалась хоть капелька лишней влаги.
И он мечтает умереть, перестать мучиться.
На третий день он, ближе к вечеру, умирает, так и не почувствовав вечерней прохлады.
Его тело лежит там, в кювете, быстро превращаясь в ничто под палящим солнцем, которое спустя какое-то время уже вовсю выбеливает его кости, проглядывающие сквозь лохмотья одежды.
Место, где умер человек, пропитывается его болью и страхом, поглощенными в конце концов смертью. Она была настолько страшна, что это место распространяет свою ауру, словно порчу, на несколько сот метров вокруг.
А потом по этой дороге едем мы. Я, как чертов радар, тут же ловлю эмоции умершего. Они вгрызаются мне в мозг, стремясь поплотнее там угнездиться. Я чувствую его боль, жажда начинает сводить с ума, но напиться я не могу.