А чего им бояться? До ближайшей деревни сорок верст по лесам! Как они вообще тут оказались?
Хрен их знает, чего делать-то будем?
Автомат немецкий в порядке? вдруг спросил Матвеич.
Не стрелял, но вроде да, кивнул Семен.
Давай мне, сам пойду!
Вместе сделаем, вдвоем-то явно легче будет!
И друзья пошли к дому. Подойдя, тихо открыли дверь и в сенях наткнулись на хозяйку. Та успела только рот открыть, когда его ей зажали ладонью. Женщина была крупная, лет под шестьдесят, такая, если захочет, то сама кому угодно и рот заткнет, и голову открутит.
Капа, это я, Матвеич, помнишь меня? Я с твоим мужем пасеку вам помогал делать в сорок первом.
Женщина часто-часто закивала.
Эти твари в доме?
Женщина кивнула.
Четверо?
Женщина кивнула отрицательно.
Я отниму руку, только не кричи!
Женщина вновь кивнула, давая знать, что поняла.
Шестеро их, двое спят, ранетые. Четверо пьют, послали за пойлом, а у меня только на леднике осталось. Вот и пошла.
Точно на улице их больше нет?
Нету, вчерась заявились, приказали лечить ранетых, командиры ихние, а сами пить начали. Шли издалека, все в грязи и усталые.
Двигай на улицу, в дом не суйся, пока не позовем.
Оружия у них много, осторожно, Ваня.
Матвеич уже не помнил, когда его называли по имени. Привык к отчеству, от того даже вздрогнул.
Боя не было, так уж повезло партизанам, напасть в удобный момент. Двое пьяных оуновцев спали, уронив головы на стол, а оставшиеся двое еще пытались пить. Несколько коротких очередей из немецкого автомата, два или три выстрела из винтовки Матвеича, и наступила тишина.
Капа! Иди сюда, все кончилось, позвал Матвеич хозяйку хутора.
Ой, трупаков-то сколько наделали, куда их тепереча?
Оттащим сейчас к болоту, там быстро утопнут.
Так далеко же? И правда, до лесного болота путь был неблизкий, километра три по прямой.
У тебя животины не осталось?
Да какое там, еще в прошлом году эти же все прибрали. Почти год никого не было, а тут заявились. Что же, Ваня, война-то так и идет? Где же наши-то нынче? Сто лет никого не видела, а у этих ведь не спросишь!
Начали давить помалу, скоро, Капа, скоро и до нас дойдут. Но без нашей помощи им труднее. Дело к тебе, Капочка, мальчонка у нас, раненый весь, ноги, спина, может еще куда, весь в крови.
Так что же стоишь-то, дурак старый, тащи скорее! С этими и утром разберешься, выкинуть бы их только из хаты, провоняли все.
Вдвоем партизаны по очереди вынесли всех убитых оуновцев и побросали их за околицей. И правда, необходимости тащить их на болото пока нет, до утра ничего не случится.
Фу, успели, живой вроде! послушал дыхание у мальчишки Матвеич и решительно поднял его с земли.
Давай помогу, чего все один таскаешь.
Семен подхватил за ноги, и вдвоем партизаны потащили легкого паренька к хате. На пороге уже встречала хозяйка.
Капа, у тебя из твоей медицины что-то осталось еще? спросил с надеждой в голосе Матвеич.
Лекарств нет давно, зимой двое лечились, все извела на них, а больше никто не приносил. Вы где-то пропали, забыли меня. Думала, совсем сгинули.
Не забыли, Капочка, не забыли, погладил женщину по плечу Матвеич, сама знаешь, чем мы заняты, сегодня здесь, а завтра хрен знает где.
Что за мальчуган-то? спросила хозяйка, помогая раздевать раненого.
Точно не знаем пока, до отряда дойдем, попробуем по радио связаться, узнать что-нибудь. Девчонка на нас вышла, рассказала, что их отряд гауляйтера уничтожил. А парнишка этот вроде как за старшего у них. Отряд весь погиб, остались одна девица и вот он.
Неужели эту скотину, наконец, смогли убить?
Не знаем пока, не видели никого, сами с задания возвращались, эшелон у немца под откос пустили.
Так, ладно, нагрейте воды мне, срочно, в комоде простынь распустите на бинты, быстрее, мужички!
И женщина начала колдовать над раненым. Не дождавшись теплой воды, принесла той, что была на кухне, не ледяная и ладно. Обмывая тело, женщина то и дело удивлялась, и глаза ее расширялись.
Господи боже, да кто ж его так? Мальчишка ведь совсем! причитала женщина.
Подоспела и вода. Срезав бинты со спины, что наложили партизаны, женщина принялась промывать рану, из нее вновь пошла кровь.
Матвеич, подержи! она вставила расширитель в рану и передала его партизану. Сама же начала копаться в ране, и вскоре на пол упала пуля. Тут нормально, кости я, конечно, проверять не стану, сейчас обработаю и будем ногами заниматься. Если бы артерию перебили, уже бы помер, значит, и там, скорее всего, не тяжелое.
Твоими бы устами, Капа, да мед хлебать! пробасил Матвеич и зажмурился. Держись, сынок, держись, наклонившись к парнишке, прошептал партизан.
С ногами ковырялись дольше, одна была прострелена навылет, а вот во второй пуля засела под сустав и пришлось долго ковырять, чтобы подцепить ее. Мало просто вытащить пулю, нужно ничего попутно не порвать.
Трудная работа у хирургов, ох и трудная, выдохнул Семен, закуривая «козью ножку» на крыльце, куда их выгнала Капа, закончив операцию.
Не говори, помогал пару раз уже, насмотрелся, даже просто глядеть и то тошно, а уж копаться там
Бр-р-р, подытожил Семен. Уж лучше насмерть, чем вот так.