Ланой тоскливо курил штатовские сигареты и смотрел, как по середине бухты, сопровождая паром, скользит под водой видимая ему одному продолговатая белая тень.
Вот так и живём, разомлевший дружок хлопал Христопродавца по костлявой спине изо всех докерских сил, так что внутри у того что-то жалобно ёкало. Пашем, пашем, пашем На благо Родины, значит. А если «на шару» полсмены раз-другой, значит, дома неделю не ночуешь
Ланой знал, что после смены докеры выходили ещё и на внеурочную работу, её-то и называли «шара» ряд.
А домой идтить, с «шаровых» как загудишь Вторую неделю дома не ночевал, а тут ты нарисовался
Звяканье стекла, и мощный глоток стакан за раз.
Давай дедку нальём, в очередной раз пожалел старикашку второй кореш, Васек, занюхивая «чернила» рукавом: пили хоть и «по-культурному», из стакана, но без закуски.
Да пошёл он в трах-табидох-тах-тах! возмутился Христопродавец. Ему портвешок-крепляк, а он, сучий потрох, кричит: «Не может быть, вода морская». Сдвинулся от своего застарелого алкоголизма. Лей лучше художнику, а то он чего-то заскучал
А Косарев-то на бухте Тихой, у старых гаражей, потонул. Так и не добрался до своей речки Медянки, сказал Вася и рванул продранные мехи тальянки, выбил на палубе заковыристую дробь. Ну, братва, дым коромыслом Гуди-им!
Христопродавец стал хлопать в ладоши, дёргая скособоченной шеей.
Когда паром, взбуровив винтами воду, опустил тоскливо визжащую аппарель на выщербленный край пирса, Ланой спрыгнул первым и побежал к стальному виадуку над железнодорожной веткой из рыбпорта, подальше от бухты, парома и померещившейся ему тени.
7
Давай вставай, ядрёна лапоть, сказал корефан. Хватит дрыхнуть. Пляши давай!
Вася и дал, аж половицы прогнулись. Дружок решил поддержать и выдал «камаринскую».
Грянул невидимый хор. Из-за кулис первыми вышли мужчины во фраках, но почему-то босиком, затем выплыли лебёдушки в розовых платьях, дебелые женщины с голыми жирными спинами. Они выстроились полукругом на огромной сцене и припев тянули мощно и грозно.
Пляши, Васек, орал корефан. Наяривай! Что ж нам боле остаётся, как не плясать под их музыку
Ва-ся, пля-ши, стал дружно скандировать хор, оглушающе ритмично хлопая в ладоши.
Васина супруга, возвращаясь с вечерней смены, ещё во дворе услышала истошные выкрики и дикий топот. На лестнице к ней бросился сосед, живший под ними.
Люстра упала! грозил он трясущимся пальцем. И за люстру уплатите, и за сервант с фарфором. А за хрусталь вообще не рассчитаетесь За всё заплатите!
Люстра! Господи, Васенька, кинулась бедная женщина к мужу. Совесть-то поимей!
Вася наконец остановился, смахнул пот с лица. Глянул ошалелыми глазами, не узнавая никого вокруг. Потом решительно отстранил супругу и вновь пошёл но кругу вприсядку:
Во, этак-то лучше, чем пень пнём стоять, одобрил корефан, снова высветившись в «ящике». Нашёл, кого слушать! Ты народ слушай, народ и дружок кивнул на улыбчиво доброжелательный хор.
Когда приехали дюжие санитары, дружок
наскоро попрощался с Васей и потихоньку превратился на его глазах в скелет. Жутко оскалясь, скелет заверил Васю, что свободное местечко рядом с ним на кладбищенской сопочке он попридержит.
Главное, в гости ходить друг к другу будем, один день я, другой ты А как луна в полный свет встанет, вылезем из могилок «кладбищенку» пить. Не пробовал? Ну, Васек, тебе понравится!
Вася, с ужасом глядя на изъеденный червями череп, дико заорал, стал вырываться из рук. Его быстро успокоили, упаковав в новенькую смирительную рубашку, вкатили сквозь неё укол в плечо, чтобы не брыкался, затем тщательно пристегнули ремнями к носилкам. Сноровисто снесли во двор, ловко задвинули в фургон.
Ну и дела, вздохнул удручённо один из санитаров, доставая мятую пачку дешёвой «Примы». Ночь психов.
За два часа уже третий с «делириум тременс», пояснил его напарник Васиной супруге, удручённо застывшей у машины. Один голышом по Светланке бегал, изображал трамвай. Хорошо, настоящие до пяти утра не ходят, а то ведь прямо по путям шпарил. Другой, дедок, набрал в бутыль морской воды и давай скакать вокруг неё. Ежели я вино всегда в морскую воду обращаю, орёт, то почему она, мол, обратно в вино не превращается И скачет на набережной, пассы руками делает вроде фокусника. Народу собрал ого! И «самураи» тут же со смеху укатываются, из толпы монетки ему бросают. А он всё скачет, и всё дьяволов каких-то поминает. Один, мол, в калошах ходит, а другой длинный, худой и страшный. Всё ему чудилось, что они где-то поблизости. Я до того на них, пьянчуг, насмотрелся, что после водки пиво пить боюсь Голова трещит с похмелья, а я себя уговариваю: «Терпи, Кеша, терпи Не то сам неотложку вызовешь и самого себя вязать будешь!»
Будь спок, я те помогу, заржал другой медбрат. Глядишь, вдвоём и справимся!
Санитары глянули на затихшего Васю, видно, начал действовать укол. Захлопнули створки металлической раковины с жёлтым крестом на них. Машина, фыркнув сладковатым этаноловым дымком, укатила в ночь. Васина жена, прижимая платок к глазам и оступаясь, словно слепая, побрела к тускло освещённому подъезду