КОВАЛИНАЯ КНИГА Вспоминая Юрия Коваля (второе издание, исправленное и дополненное)
родных, друзей, коллег и учеников Юрия Коваля за предоставленные воспоминания, статьи и другие материалы;
Юрия Норштейна и его студию за моральную и материальную поддержку;
Марию Веденяпину и коллег из РГДБ за помощь и верность дружбе;
Андрея Усачева и Ольгу Мяэотс за материальный вклад и плодотворные идеи;
Виктора Ускова за предоставленную фотографию;
Светлану Стогову, Веру Семенову, Сергея Андреева за дружескую и профессиональную помощь в этом и других проектах.
Фотография на обложке: В. Усков
© Авторы, 2013
© И. Скуридина, составление, 2008
© И. Скуридина, составление, 2013
© Оформление. Издательство Chebuk, 2013
Читатель дорогой!
Открыв эту книгу, ты встретишься с человеком, о котором, по прочтении, скажешь:Как жаль, что уже никогда не удастся с ним познакомиться, а там, с Божьей помощью, и подружиться. Конечно, он мастер русской прозы, ну что ж и Пришвин мастер, и Нагибин, и Казаков, но с ними по-человечески сойтись не просто, совсем не просто. А у Коваля, как ни у кого, открытость и доброжелательность сразу видны, что в прозе, что в характере. Какой человек! Ах, как бы я хотел с ним выпить и поговорить за какой-нибудь рыбалкой!
А если кто не читал Коваля никогда и до этой книги не слышал о нём ничего, тот уж, конечно, дочитав, воскликнет:
Как я только мог пройти мимо его прозы, ничего не знать о недопёске, о самой легкой лодке в мире, о картофельной собаке как мне не стыдно! Немедленно бегу в книжный магазин и там скуплю всего Коваля, сколько его ни окажется на полках! Какой человек!
И побежит, и скупит, и я могу только с тайной радостью предвкушать то читательское счастье, какое ему предстоит пережить, лежа на диване пол зеленым абажуром с книжкой Коваля в руках.
Юлий Ким
Юлий Ким. Слово о Ковале
Сам парадный вход, однако, да-авным-давно закрыт наглухо, и фойе образует собою уютный карман, где в наше время располагался теннисный стол, как раз в размер Круглого зала, учитывая необходимое пространство вокруг стола, особенно
при защите, несравненным мастером которой был Женя Немченко по прозвищу Кок из-за пижонского кока, украшавшего его пижонскую голову. Росту он был длинного, сложения худощавого и в игре был подобен изящному гибкому хлысту, или, я бы сказал, стеку. Поскольку Кок был, безусловно, джентльмен.
Так вот, если в атаке Женя был расчетлив и точен, то в защите неотразим. Смотреть на их игру с Ковалем было наслаждением.
Юра атаковал не мешкая, из любых положений, атаковал сразу, хоть справа, хоть слева, всегда. На чем его и подлавливал соперник, посылая ему перекрученные мячи с непредсказуемой траекторией. То есть от Юры летели пули, а от Жени бабочки. И этот процесс превращения молниеносного свинца в трепетного мотылька был завораживающим. Женя ждал выстрела, изогнувшись в талии навстречу, дугообразно взмахивал ракеткой, как ботаническим сачком, зачерпывая пулю в ее полете и щедрым королевским жестом возвращая Ковалю порхающий шарик, не забыв подкрутить подарок в какую-нибудь коварную сторону. При этом Кок красиво откидывался назад так благородно откидывается Атос в исполнении Вени Смехова, после того как, бывало, проткнет очередного гвардейца и тут же сжимался в гибкую пружину, ожидая следующего выстрела. И как он ухитрялся выуживать эти Юрины торпеды изо всех углов, подгребая чуть ли не с полу, уму непостижимо, но ухитрялся! И нередко видно было, как Юра уставал нападать на эту мягкую, податливую и непробиваемую оборону.
Но вес же чаще утомлялся неутомимый Кок, потому что, согласитесь, непрерывно сжиматься и разжиматься все-таки утомительнее, чем молотить справа и слева, раз навсегда наклонясь над столом в полете атаки.
«И всю-то свою жизнь Коваль так и провел в атакующем стиле», разбежалось было перо продолжить воспоминание, однако стоп. В футболе, в теннисе да, но в жизни он не атаковал он увлекался. С головой уходя в свое увлечение гак, что оно становилось его занятием. В итоге у него оказалось три главных дела: литература, изобразительное искусство и охота с рыбалкой, Сочинение песен занятием не стало, но регулярно сопутствовало. Что касается женщин, то увлечение ими было обязательным условием его существования. И женщины его, каких я знал, все были хорошие.
Служил Юра совсем немного, года два-три. Сначала в школе, затем в редакции, это всё. От армии ему, слава Богу, как-то удалось уклониться, и получается, что всю свою жизнь он занимался исключительно тем, чего сам хотел Визбор все-таки тянул журналистскую лямку, ездил по заданиям, сдавал репортажи. Юра тоже ездил, но куда меньше и привозил не репортажи, а полноценные вещи вроде «Алого». То есть задание Коваль превращал в художественный замысел и отчитывался главным образом перед собой.
Идеально сложились обстоятельства для его жизни. И он ими воспользовался, какя думаю, если не на все сто, то уж не меньше, чем на девяносто. Это очень много, очень. Мои, например, обстоятельства сложились тоже удачно, хотя и парадоксально: советская власть за диссидентство уволила меня из школы, запретила выступать с концертами но великодушно оставила за мной кинотеатральное поприще, совмещать которое С диссидентством невозможно. И вот в 1968 году, в тридцатъ два года, я стал тем, кем мечтал, свободным художником на любимом поприще и уже почти сорок лет не встаю по звонку на работу. И открылась мне даль вожделенная. И спросите меня: на все ли сто использовал я ее? И лучше даже не спрашивайте.