Чулок?
Чулок? Какой чулок? А-а, бабский. А, точно бабский чулок, я еще подумал что-то такое знакомое.
Куда они пошли?
Да к выходу. Там у нас проходная. Сегодня тетя Клава дежурит. Нюх у нее мм! Балаш засмеялся.
Однако тетя Клава утверждала за эти два часа с базы никто не выходил. Ворота на замке, через калитку мышь не выпустит.
Слушай, тетя Клава, не может того быть, терпеливо уговаривал ее Кузьмин. Вот за этим углом их видел Балаш
Что я, пьяная, что ли?
Отсюда им прямой путь к вам. Свернуть ведь некуда!
А куда тут свертывать! Некуда.
Что же они, на крыльях, что ли, улетели?
А я почем знаю? Сказала не проходили, и не проходили. Как Сидор Степаныч ушел так и ушел, и никому я калитку не отворяла. И нечего на меня шуметь я поди дежурю.
Кузьмин тоскливо огляделся: прямая, как стрела, дорога вела прямо к проходной. Перед самыми воротами 01 нее ответвлялся, правда, небольшой тупичок. Но вдоль дороги и вдоль тупичка стояли высокие глухие стены складов.
Так что же они, на крыльях улетели? Двое-то!
В управлении Кузьмина ценили за медвежью силу и редкую настойчивость в достижении цели. Бывший матрос, он поселился в Хабаровске более двадцати лет назад. Окончил Хабаровскую школу милиции. В уголовном мире его боялись как огня.
Был такой давнишний случай. Кузьмин распутывал клубок одного серьезного преступления, и никак у него не сходились концы с концами. Разгадку фактически знал только один человек карманный вор по имени Семка.
Слушай, где мне Семку повидать? спросил Кузьмин у одного из бывших.
Тот удивился:
Семку заложить! Мне что жить надоело?
Да нет, досадливо покачал головой Кузьмин. Допрыгается твой Семка и сам, если за ум не возьмется. Мне поговорить надо. И сейчас, срочно, понял?
Бывший сощурился:
На пушку берешь?
Кузьмин с большим трудом уговорил его, дав слово встретиться с Семкой один, без дежурного наряда милиции:
Ты мое слово знаешь.
Только смотри, следователь, потом не пеняй. У Семки-то зуб на тебя. Братан-то его младший на нарах по твоей милости.
Кузьмин долго размышлял, как ему поступить в данной ситуации. Идти под прикрытием наряда он не мог. Но и не поставить в известность отдел было нельзя. Это пахло дисциплинарным взысканием. Он удачно вывернулся, позвонив в отдел с полпути. Объяснил суть дела, дал адрес «хазы».
Если через час не позвоню, накрывайте всю эту богадельню.
Хорошо, что дежурил дружок. Поначалу он закричал:
Петр, не дури! Запрещаю.
Да ты пойми, надо очень мне с Семкой
Без прикрытия не пущу! Нашел перед кем слово держать, джентльмен чертов. Имей в виду
Зарежут домой не приходи?
Заткнись, сплюнь, не каркай. Слушай, ты хоть ствол взял?
Нужен он мне. Ребятки там сурьезные, отберут игрушку, потом замучаешься рапорты писать. Отмахнусь в случае чего.
Он и сам, откровенно, боялся
ловушки. На благородство рецидивистов рассчитывать не приходилось? Но все-таки шел, потому что на свободе гулял, опасный преступник, убийца. И только Семка мог указать на него.
«Хаза» гудела. Когда Кузьмину открыли, пронесся рев.
Ну, мент, ты свое отжил, мотая головой, плача и брызжа слюной, кричал Семка. Он походил на помешанного. Его держали.
Ловкие руки пробежали по карманам брюк и пиджака:
Без пушки он, без пушки!
Перо ему в дыхалку!
Ну-ка, тиха! рявкнул вдруг Кузьмин так, что звякнули рюмки.
Пьяная «бражка» мгновенно примолкла: то ли оттого, что знала Кузьмина, то ли оттого, что кто-то посмел повысить голос в присутствии голого по пояс татуированного детины, сидевшего во главе стола, по всем ухваткам главаря. Тот медленно обвел заплывшими свиными глазками «хазу», но Кузьмин перехватил инициативу. Свободно, как дома, подошел он к столу, налил стакан водки.
Ай-я-яй, кто так гостей принимает? Вот как надо встречать, уркаганы несчастные.
Выпил залпом. Звучно крякнул. И сел на стул.
А вот закусывать, Семка, у тебя не стану. Кусок в глотку не лезет. Колбасу жрешь, а брат твой на баланде сидит. Он пацан еще совсем. Учиться ему надо. Жить да жить. Влип мальчишка да еще, дурачок, взял вину на себя. Кто его посадил, я знаю здесь он. Колбасу с тобой жрет. Ладно, сам разбирайся. А мне с таким подлецом за одним столом противно сидеть.
Утром хмурый Семка с весьма солидным синяком под глазом пришел к Кузьмину в кабинет. Сказал: «Пишите, Сам все скажу. Только нельзя ли братану срок скостить?»
За эту вылазку Кузьмину все-таки досталось по службе:
А если б они тебя пришили?
Кузьмин улыбался:
Не пришили же! У меня интуиция.
В свою интуицию Кузьмин верил беспредельно. В пятидесятых годах орудовал в городе «медвежатник». Работал талантливо, с выдумкой, постоянно менял почерк. На хлебозаводе вскрыл сейф автогеном, пол присыпал перцем. А на лесозаводе действовал ломиком, следы засыпал нафталином.
И все-таки Кузьмин утверждал: работает одно и то же лицо. А раз одно и улик вдвое больше, и вещественные доказательства можно сравнивать. Кстати, этот «медвежатник», отбыв срок сполна, сейчас честно трудится на одном из предприятий города. И к каждому празднику шлет открытку Кузьмину