Саша ничего не мог понять в странной логике Пашкова и Толстоедова, которые спокойно поставили на заявлении преступника свои резолюции, а в «Журнале выдачи и приема оружия и боеприпасов личного состава военизированной охраны Приамурского кабельного завода», который хранился в отделе кадров, появилась корявая подпись Головко, удостоверяющая, что девятнадцатого октября в восемь часов тридцать минут он получил револьвер наган и семь патронов к нему. Теперь их осталось шесть
Саша наконец поднял голову. Стрекалов выглядел спокойнее других. Конечно, его перепугал сам факт исчезновения вооруженного охранника из его караульной группы, но был Стрекалов и он сам это понимал! в этом деле всего лишь свидетелем. Все, что мог, он уж рассказал, а потом подписал протокол своего допроса:
«Головко в девять утра по телефону доложил мне, что свой пост номер четыре он принял. До обеда я дважды разговаривал с ним, он докладывал, что все в порядке. В час дня Головко сдал мне оружие, сходил в столовую завода и снова заступил на пост. В шесть вечера он попросил у меня разрешения сходить на ужин. Перед этим он получил внеочередной аванс в размере десяти рублей. Оставив оружие в караульном помещении, Головко пошел в столовую и минут через двадцать вернулся. В семь вечера он доложил, что направляется осматривать склад. Обращает на себя внимание одна фраза, сказанная им: «После осмотра я вам звонить не буду». На это я ответил, что он должен обязательно позвонить и доложить о том, как замкнуты и опечатаны двери.
В двадцать ноль-ноль я отправился на пост номер три, чтобы осмотреть вагоны и полувагоны, предназначенные для выставки, и выпустить их за территорию завода. По пути я зашел на пост номер четыре он был закрыт. Ожидая подачи вагонов, с поста номер три я несколько раз звонил на пост номер четыре. Ответа не было. В двадцать один час мы вместе с резервным стрелком Телегиным направились на розыск Головко. Мы прошли по территории, проверили близлежащие посты номер пять, одиннадцать, семнадцать, пожарное отделение. Обо всем случившемся я сразу же сообщил по телефону начальнику охраны Пашкову».
Сергею Сергеевичу Пашкову было на вид около шестидесяти. Седоголовый и седоусый, маленького роста и худощавый, он сидел согнувшись, аккуратный пиджак обвис, даже три ряда орденских колодок словно бы съежились.
На эти колодки Саша исподтишка посматривал с недоверием и сочувствием.
На все его вопросы Пашков отвечал как-то по-школьному: «полным ответом», словами чужими и безликими, словно не говорил, а читал инструкцию, сам в это время мучительно раздумывая, как это он, опытный, поживший, повоевавший человек, мог поступить так опрометчиво, оплошать.
Что входит в ваши обязанности как начальника охраны? спросил Гаевский.
В мои обязанности как начальника охраны входит знакомить и обучать личный состав военизированной охраны, чтобы стрелки были обеспечены всем вещевым довольствием, отвечать за их работу и действия.
При слове «отвечать» он покраснел.
Новых людей принимаете вы?
Да, я принимаю новых людей. Человек приходит ко мне, я беседую с ним, знакомлюсь с трудовой книжкой, с документами. Если человек нам подходит, я направляю его в отдел кадров, к помощнику директора по кадрам Виктору Степановичу Толстоедову.
Значит, вы решили, что Головко тот самый человек, который жизненно необходим ВОХРу?
Да, тихо ответил Пашков. То есть нет Я знал, что он был судим за кражу. Но это же давно произошло. А после того Головко уже работал у нас два года назад, в пожарном отделении. И когда болел охранник этого отделения, замещал его. Я тогда еще работал начальником караула. И теперь подумал, что раз в старые времена можно было, то и теперь можно
А как насчет правой руки? спросил Саша.
Он взял со стола листок с выпиской из «Положения о вневедомственной военизированной охране» и прочел вслух:
«В охрану запрещается принимать лиц, имеющих физические недостатки, препятствующие»
Пашков прервал его:
Так ведь не препятствовало ничего!
А что нет руки не в счет?
Не руки, а кисти. И потом, он же левша, Головко. Левой рукой стрелял куда лучше, чем я правой. Это я еще по старым временам помню.
Ладно, сказал Саша. Это все эмоции. А разрешительная система, которая установлена для всех, кто имеет дело с оружием? Вы в первый раз ее обошли или еще по старым временам помните, как обходили?
Пашков поднял голову. Глаза у него были желтоватые, больные, тоскливые:
Нет Я знаю, что должен составлять списки принятых на работу и направлять раз в год в отделение милиции. Я знаю правила. Я так делал. Но на этот раз я просто не успел. Да и все равно раз в год! Если бы можно было просто по телефону позвонить и узнать, принимать того человека или нет. А так неужто год ждать? У нас стрелков не хватает очень тяжелое положение. Ну я и решил принять Головко, я же его знал
По старым временам, с иронией закончил Саша.
Про эти «старые времена» Пашков говорил с какой-то отчаянной надеждой, словно до сих пор не мог поверить, что его давний знакомый Генка Головко мог подложить ему такую свинью. Саше иногда казалось, что Пашков, может быть, так до конца и не верит, что Головко совершил преступление.