Я должна жить в этом доме. Отсюда ушел отец. Однажды я весь отпуск провела у мамы. Уже кончался сентябрь, но стояла теплая погода. Как-то я увидела, вишня под окном зацвела. Белые лепестки несмело светились среди пожелтевшей сентябрьской листвы.
Я позвала маму:
Смотри, вишня почему-то зацвела!
Мама подошла к деревцу, потрогала ветку:
Надо же, осень, а она К добру ли знак этот?
Какой знак, мама, причуды природы. Перестань
Я уже видела однажды такое. Когда ушел на фронт отец. В ту осень и Нагорных забрали немцы
Я знаю эту историю. Она случилась осенью 1942 года. Нагорные жили неподалеку от нас. Василий, попавший в окружение молодой красноармеец, прибился в наше село. Его приняли в свой дом наши соседи Юдицкие. На младшей их дочери Соне он женился вскоре. Немцы не трогали Нагорного: не знали, что он окруженец, в селе его выдавали за местного. Неожиданно для всех Василий пошел охранником на небольшой железнодорожный полустанок, расположенный километрах в трех от села. Однажды ночью там полыхнуло огромное пламя, грохнули несколько тяжелых взрывов, эхом прокатились над ночной степью. На другой день в селе узнали: в воздух взлетел немецкий эшелон с горючим. Немцы арестовали несколько человек, среди них оказался и Нагорный. Дня через два его выпустили, даже на прежней работе оставили. Через некоторое время на полустанке вновь произошла катастрофа столкнулись порожняк и эшелон с немецкими солдатами. Произошло это не в дежурство Нагорного. Но немцы приехали за ним. Они увезли обоих Василия и Соню. В их доме остался трехмесячный ребенок. В селе говорили, что Нагорных кто-то выдал. Больше их никто не видел. Две сестры Сони после изгнания из наших мест фашистских оккупантов расспрашивали жителей, обошли окрестные села, но узнать о судьбе сестры и ее мужа ничего не удалось.
Об этом мне рассказала мама. Нагорный был связан с партизанами, и железнодорожная катастрофа на полустанке произошла не без его участия. А выдал его будто бы некий Фонарев. Когда я училась в девятом классе, захотелось узнать больше об этом предателе и предательстве. Расспрашивала очевидцев ареста Нагорных, но, кроме подробной картины самого ареста, ничего узнать не удалось. Галина Ивановна, старшая сестра Сони, на мои вопросы отвечала уклончиво:
Зачем ты, Зоюшка, сердце тревожишь? Ничего не переменишь сейчас. Мертвых не воскресить, живым жить надо. Кто их предал? Был один человек, Фонарев его фамилия, струсил, побоялся за свою жизнь, указал на Василия. После каялся, на коленях перед нами ползал.
На околице села тогда стояла кузница. Мимо нее проходило шоссе когда-то это была единственная хорошая дорога в степи. На ней и сейчас кое-где сохранилась брусчатка. На подъемах покоятся серые гранитные камни. Между ними растет трава.
Я часто ходила по этому шоссе. Свернув с него, надо было пройти нераспаханным взгорком метров двести. Серебристые стебли бессмертника царапают ноги, крошатся под ступнями сухие листья пепельной колючки. Вот это место. По углам большого прямоугольника хорошо видны оплывшие холмики. Кузница стояла здесь, но в нее угодила бомба и разнесла постройку. Ничего не осталось четыре холмика по углам. И еще круглое темное пятно в центре на нем не росла трава. Кузнечная печь прокалила землю, выжгла все живое в ней.
Почему Нагорный оказался
в старой кузнице? Может быть, здесь он оборудовал тайник? Хранил оружие, взрывчатку? Или это было место встречи с партизанским связником? И кто знал, что Нагорный был тогда в кузнице, кто указал немцам? Жена? Наверное, нет, не могла она этого сделать. Фонарев? Какие отношения были у него с Нагорным? Откуда Фонареву было известно, что Василий находился в кузнице?
Я не могла найти ответы на эти вопросы. А людская молва указала на Фонарева. Наверное, не случайно. Фонарев, сын бывшего сельского лавочника, во время войны объявился в селе. Дружбы с оккупантами вроде бы не водил работал охранником, как и Нагорный. Очевидно, он каким-то образом узнал о связях Василия с городским подпольем.
С чердака кузницы Василий увидел крытую черную автомашину, остановившуюся у его дома. Видел, как из нее выпрыгнули эсэсовцы и торопливо вошли во двор. Он догадался, зачем пожаловали эти люди. Через узкое окошко ему хорошо были видны машина, солдаты. Они вывели из дома Соню.
О чем он тогда думал? Охватило его отчаяние или оставалась робкая, крохотная надежда? Когда шестеро врагов с автоматами в руках полукольцом стали приближаться к кузнице, он выстрелил. Один из эсэсовцев судорожно схватился за плечо. Василий недолго продержался: у него был пистолет и несколько патронов. Он расстрелял их все.
И сейчас, когда прошло уже столько лет после войны, я не забыла трагической истории Нагорных. И то, что я поступила в юридический институт, стала следователем, крепко связано с моими юношескими попытками узнать, как погибли эти люди, кто их предал.
22
В нашей работе важен не только факт признания или отрицания вины обвиняемыми. Сам процесс расследования должен заставить переступившего закон критически оценить себя, свои действия, поступки. Следователь может и должен вызвать даже у закоренелого преступника потребность в самоанализе. Если человек захочет заглянуть себе в душу и ты поможешь ему понять себя, утвердиться в одном, разубедить в другом он начинает размышлять. И когда в этом долгом и нелегком процессе рождается прозрение ты достиг главного. Это правда нашей работы. А теперь о первой в моей следственной практике случайности.