Он первый заметил меня в уличной толпе, дружески хлопнул по плечу, а потом помог подняться на ноги и отряхнуть пыль.
Привет, Копыто!
Чурбан! воскликнул я радостно. Мне тебя сам бог послал. Мне сейчас негде приткнуться, и за штормовку капитана дали всего десять франков.
Не переживай, сынок! Не переживай, выше голову, громко и, как всегда, уверенно ответил он Не беда!
Я могу на тебя рассчитывать?
Ты что? Друзьям таких вопросов не задают.
Ну, а короче?
Пропьем твои десять франков, а потом что-нибудь придумаем. Пошли!
Вот такой он был человек. Верный друг, всегда готовый на любую жертву. И помимо того джентльмен. В матросах ему никогда не приходилось быть, он легко сорил деньгами и был большим поклонником женского пола. Что касается рода занятий, то после того, как один чрезмерно усердный инспектор полиции завел на предмет выяснения его прошлого переписку с властями всех частей света, Чурбан предпочитал выступать как рантье.
Мы пропили десять франков и вышли.
Не беспокойся, сказал Хопкинс после того, как бармен не дал нам войти в холодильник и вежливо направил паши стопы в сторону двери. Поживешь у меня, а потом что-нибудь придумаем.
Слушай! Мы же из этих десяти франков даже на еду ничего не оставили.
Со мною, дружище, не пропадешь. Значит, так! Пойдем к Турецкому Султану и там поедим.
В начале этой книги я уже упоминал о Турецком Султане и о том, что он два дня как не выходит на улицу, потому что у него сперли штаны. Вот это обстоятельство Чурбан и обратил в нашу пользу. Турецкий Султан, получивший свое прозвище за орлиный нос и длинные руки, валялся еле живой в каюте на одной барже. Баржу должны были поставить в сухой док, а чтобы ее тем временем не растащили до последней дощечки, сторожем за жилье и обещание заплатить, если все будет в порядке, двести франков наняли Турецкого Султана. Однако пару дней назад он напился до того, что во сне с него стянули штаны, и теперь он сходил на берег только по ночам, завернувшись в пеструю скатерть, словно калиф Гарун-аль-Рашид.
Предложение, которое Чурбан сделал Турецкому Султану, состояло в следующем: он готов сдать ему напрокат свои брюки по тарифу, установленному для такси 1 франк 45 сантимов в час или оптом, за весь вечер, 7 франков и ужин на двоих.
Дорогой, ответил Турок, закуривая. Можешь получить четыре франка и то, если добавишь рубашку.
О рубашке Чурбана мы распространяться лучше не будем. Просьбу Турецкого Султана смог бы понять только тот, у кого нет вообще никакой рубашки.
Если дашь восемь франков, могу добавить и рубашку, а не хочешь не надо.
После короткой, но проходившей в довольно резких тонах дискуссии они сошлись на шести франках сорока сантимах. Чурбан отдал брюки и почти всю рубашку. Один рукав оторвался, он сунул его в карман пиджака. Брюки оказались удивительно широкими и короткими.
Турецкий Султан поспешил на берег.
Мы уселись на палубе и начали терпеливо ждать. Чурбан сидел, завернувшись в скатерть, словно вождь племени.
Ты уверен, что Турок вернется? спросил я.
Голову могу дать на отсечение.
Такой он честный?
Да нет, не то чтобы задумчиво протянул Чурбан. Но все-таки он вернется. У него здесь жилье, а это поважнее, чем брюки.
Как ни печально, но иногда ошибаются и такие умные люди, как Чурбан Хопкинс. Начало смеркаться, шум оранского порта понемногу стихал, а Султан все не возвращался. Чурбан раздраженно посмотрел на окутывающую его тело скатерть. Сейчас она слишком сильно пробуждала в человеке воспоминания о накрытом столе.
Уж не стряслось ли с ним чего-нибудь? угрюмо пробормотал Чурбан.
Гм если он попробовал раздобыть
денег и засыпался, так, может, уже и сидит
Это в моих-то брюках! с горечью воскликнул Хопкинс.
Вскоре на потемневшем небе вспыхнули звезды, взошла луна, а по набережной прошел, громыхая коваными ботинками, военный патруль.
Не идет, сволочь.
Может, скоро придет.
А! Этот подлец решил отказаться от постоянного жилья. Да мне не из-за брюк обидно. Костюм человек как-нибудь да раздобудет, а вот честь. Турецкий Султан украл мои брюки. Я со многими мерзавцами знаком и с тобою мы друзья но ни разу еще так не разочаровывался Чертовски обидно.
Ну, а что нам теперь делать? спросил я.
Не горюй, старина, ответил мой друг. Он продолжал сидеть, напоминая какой-то странный гибрид индейского вождя и кухонного стола. В конце концов, жизнь продолжается и не вечно я буду сидеть здесь, завернувшись в эту скатерть. За городом в пустой цистерне живут мои старые друзья. Ты отправишься к ним и принесешь мне какие-нибудь штаны.
Но, может, Султан все-таки вернется
Нет. Я навеки потерял брюки и хорошего друга. Брюк мне жалко. Я их всего семь лет носил. Ну, да все равно не одежда красит человека. Похожу в чем-нибудь похуже.
Если бы вы видели брюки Чурбана Хопкинса, то подняли бы сейчас шляпу перед непритязательностью этого человека.
Но если бы ты занял мне свои брюки, сказал Хопкинс, я бы через полчаса вернулся с одеждой.
Мне эта идея не понравилась.
Слушай я предпочел бы, чтобы у меня остался и друг, и брюки