на холодный декабрьский вечер, уже собралась толпа единомышленников, объединенных целью напиться водки. Навес, под которым обычно проходят все журналистские пьянки, скрыт от зрителей армейской маскировочной сетью, но мне хорошо видно, как коллеги, не дожидаясь окончания прямого включения, разливают ледяную водку по пластиковым стаканам в каких-то двух метрах от меня. Запах нарезанной колбасы, хлеба и открытых шпротов дурманит мой рассудок и отвлекает от информации, которой я сейчас по долгу службы должен поделиться с Планетой.
На прямой связи с нашей студией мой коллега, специальный корреспондент генератор молотит, захлебываясь соляркой, ведущую почти не слышно. Главное не облажаться и вовремя начать говорить. Наш материал идет первым в выпуске как самый важный. Сердце с бешеной скоростью бьется где-то у кадыка. Прямой эфир каждый раз стресс, сколько бы ты ни работал. Говорят, журналистам за вредность полагается молоко, как и летчикам-испытателям. Снова смотрю на водку. Уже не слышу ни генератора, ни ведущей. Только стук собственного сердца в ушах в ритме пасадобля. Камеры по-прежнему не видно, лишь ядовитые лампы-«пятисотки» слепят глаза до красных зайцев. Мне нужно за кого-то зацепиться, найти кого-то живого, кому я буду рассказывать новость. Под слепящими приборами замечаю Вермута с Вискарем. Склонив головы, псы осуждающе смотрят на меня. Они ожидают своей порции колбасы и водки, к которой успели пристраститься за время общения с телевизионщиками, а я всех задерживаю. Решаю, что Вермут с Вискарем и будут моей аудиторией.
Пожалуйста, Михаил, вам слово, будто с другой планеты, все-таки долетают до меня слова ведущей, и я, почему-то сразу успокоившись, начинаю рассказывать собакам. Сначала коротко об увиденном на блокпосту, затем предлагаю посмотреть двухминутный сюжет, смонтированный и перегнанный в Москву также по спутнику перед эфиром. Сюжет идет почти без закадрового текста, на живых лайфах, состоящих из пальбы и криков. По его окончании ведущая задает еще пару вопросов, после чего прощается со мной и переходит к другой теме.
Замолк дизель. Гусь вырубил свет. Вермут с Вискарем дружно залаяли, бросились под навес к своим мискам. ТВ-юрт оживленно загудел басовитым роем мужских голосов. Словно гигантские пчелы, решившие все вместе опылить один цветок, деловито вьются и жужжат над длинным столом корреспонденты, операторы, техники ведущих каналов России. Расставляются стаканы, закуска. Первый тост, как положено, за встречу. Второй (между первым и вторым чтобы пуля не пролетела) сразу тоже за встречу. Все мы знакомы не первый год, многие кочуют вместе по разным войнам, случающимся на Планете. Хоть и работаем на конкурирующих каналах, кажется, даже скучаем друг по другу. Третий тост по традиции за тех, кого нет. Молча. Стоя. Не чокаясь. На «стене плача» в строительном вагончике, в котором живет наша группа, фотографии коллег-журналистов и военных, с которыми мы успели сдружиться за время командировок. Все они погибли в Чечне. Каждый раз, возвращаясь в Грозный и заходя в вагончик, первым делом смотришь на «стену плача», в надежде, что фотографий там не прибавилось.
Третий, мужики! поднимается Вадик, техник одного из телеканалов. Пластиковый стакан в его ручище кажется маленькой мензуркой. Все шумно шаркнули, отодвинули скамейки, торжественно встали. Напряженно глядя в водку, как в кофейную гущу, где гадалки видят судьбу, синхронно выпили, присели. После третьего тоста я почувствовал, как спирт, проникнув в кровь, горячими толчками разносится по телу. Стало теплее, мысли нащупали позитивную волну и стали плавно раскачиваться на ней. Вспомнилось жаркое индийское лето, в котором мы с Гусевым были всего неделю назад. Новые робинзоны, ищущие рай на Земле. Пастельно-розовые закаты, белый песок и метафизические беседы под шум океана о смысле жизни, добре и зле и о том, чего все-таки на нашей планете больше Ада или Рая? Все это кажется теперь обрывками яркого, цветного сна и совсем не вяжется со «стеной плача» в нашем строительном вагончике и кусающим щеки чеченским декабрьским морозцем. Не таким сильным, как в России, но из-за влажного воздуха подло пробирающим до самых костей.
Со стороны Ханкалы один за другим стали раздаваться глухие выстрелы гаубиц, и через секунду над нашими головами в сторону гор полетели стопятидесятидвухмиллиметровые снаряды.
«Саушки», прокомментировал Иван.
Традиционное ночное выравнивание гор, подхватил Гусь.
Теперь на полчаса, не меньше, сказал какой-то рыжий военный без знаков различия.
Я только сейчас заметил, что за столом оказалось несколько незнакомых мне людей в камуфляже.
Наверное, их пригласил кто-то из корреспондентов. Каждый репортер, как может, ищет информацию для своего телеканала. А потому все пытаются обзавестись личными источниками. Военные, с которыми удается подружиться, не только делятся нужными сведениями, но и часто помогают добраться до мест событий. Сделать это без их помощи в зоне боевых действий непросто и небезопасно.
«Интересно, подумал я, а как расслабляются инопланетяне? Что они пьют, нюхают или вкалывают себе, чтобы затуманить сознание и хоть ненадолго уйти от реальности? Может, они слушают какую-то специальную музыку? Или погружают себя в транс усилием мысли, как йоги? А может, также бухают, как мы? Или им там ничего такого не требуется? И мир, в котором они живут, вполне их устраивает?»