ближе подтянуть артиллерию к наступающим частям. Стрелковые дивизии наступали в широких полосах в том построении, В котором они занимали оборону. Поэтому продвинулись они лишь на 57 км. На следующий день, проведя необходимую перегруппировку и уплотнив боевые порядки дивизий, мы добились больших результатов: продвинулись на глубину 1015 км. К вечеру 23 июля противник, действовавший в полосе нашей и соседних армий, был отброшен на рубеж, с которого он начал наступление 5 июля.
Таким образом, контрудар, предпринятый войсками Воронежского фронта 12 июля, в своем развитии разделяется как бы на два этапа: с 12 по 16 июля, когда наши армии, наносящие контрудар, вели борьбу с наступающей группировкой противника, и с 18 по 23 июля, когда они сами начали наступление против врага, отводившего свои войска, со средним темпом продвижения 56 км в сутки.
Часто нам, непосредственным участникам боев под Прохоровкой, задают вопрос: чем объясняются столь медленные темпы продвижения армий Воронежского фронта в ходе развития контрудара с 12 по 23 июля?
Попробую ответить на этот вопрос, исходя главным образом из опыта соединений 5-й гвардейской армии. Первая причина, на мой взгляд, заключается в том, что противник, хотя и понес большие потери в ходе наступления, располагал еще значительными силами, особенно в танках и авиации, для ведения активной обороны. Немецко-фашистские войска оказывали нашим наступающим соединениям упорное сопротивление, часто переходили в контратаки танковыми группами в составе до 30 и более танков.
В то же время соединения 5-й гвардейской армии наступали в широкой полосе, достигающей 50 и более километров, к тому же не могли нанести достаточно эффективное огневое поражение противнику, ибо располагали только своими штатными силами и средствами. Да и в армии средств усилении было мало. Я, например, мог маневрировать только двумя армейскими противотанковыми полками, полком гвардейских минометов и приданной минометной бригадой, которая имела 0,5 боекомплекта. Особенно сказалось на темпах нашего наступления отсутствие в боевых порядках стрелковых дивизий танков непосредственной поддержки пехоты.
Считаю необходимым отметить также и вторую причину. Армия вводилась в бой, а мы слабо знали обстановку, которая была на этом участке крайне сложной и напряженной. Информация штаба армии о действиях противника и своих войск фронтовым командованием была нерегулярной. Это, по-видимому, объяснялось тем, что враг еще рвался вперед. Нельзя сказать, что мы не интересовались тем, что творится впереди. В поисках этой информации мне удалось 11 июля встретить заместителя командующего 6-й гвардейской армией генерала К. П. Трубникова. Его сведения в какой-то мере помогли уточнить детали предстоящих действий армии.
Помню, 16 июля к нам на КП прибыл представитель Ставки, заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Он поинтересовался, как был организован ввод армии для нанесения контрудара 12 июля. По этому вопросу он беседовал со мной, с командирами корпусов, командующим артиллерией армии генерал-майором Г. В. Полуэктовым. Оставшись со мной наедине, он выразил недовольство организацией ввода армии в бой и сделал мне строгое внушение за то, что полностью укомплектованная личным составом, хорошо подготовленная к выполнению боевых задач армия вводилась в сражение без усиления танками, достаточным количеством артиллерии и крайне слабо обеспеченной боеприпасами. В заключение Георгий Константинович сказал:
Если по каким-либо причинам штаб фронта не сумел своевременно обеспечить армию всем необходимым, то вы должны были настойчиво просить об этом командующею фронтом или в крайнем случае обратиться в Ставку. За войска армии и выполнение ими поставленной задачи отвечают прежде всего командарм, командиры корпусов и дивизии.
Я всю войну помнил это указание Маршала Советского Союза Г. К. Жукова и руководствовался им. Между прочим, обращаться в Ставку за какими-либо разъяснениями и помощью такие мысли мне и в голову тогда не пришли.
Не могу не вспомнить еще об одном случае, который произошел в те дни. На должность заместителя командующего фронтом, по-видимому в порядке стажировки, С Дальнего Востока прибыл генерал армии И. Р. Апанасенко, с которым мы расстались в Средней Азии накануне войны. Он по-прежнему был полон энергии, стремился поскорее разобраться в обстановке, рвался на передовую. Встретив в один из напряженных дней Апанасенко, я вместе с ним поехал в один из корпусов, затем в соседнюю 1-ю танковую армию. Вернулись, наскоро перекусили и договорились, что немного отдохнем и поедем в армию к И. М. Чистякову.
Всю предыдущую ночь я не спал: мы готовили контрудар по врагу. Поэтому после обеда прилег, наказав разбудить через пару часов. Апанасенко, не дождавшись меня, уехал в 6-ю гвардейскую армию. Проснувшись, я, не мешкая, поехал за ним и по дороге узнал, что Иосиф Родионович тяжело ранен. Оказывается, направляясь с командного пункта И. М. Чистякова к своей машине, он попал под бомбежку. 5 августа 1943 года герой гражданской войны, замечательный советский военачальник И. Р. Апанасенко скончался