Отец Герман весь военный год бился за каждого мирянина, но против политических установлений. В Бендерах бок о бок жили враждующие: в домах и на этажах, да и в семьях, бывало, разделялись и бились каждый за свою идею. Узнав, что склонивший перед ним голову человек пришел с баррикады, не важно, с какой стороны, он отказывал ему в причастии Святых Христовых Тайн - до сложения им с себя военных обязательств. «Иди немедля к брату, против кого замыслил казнь, вались в ноги, моли прощения! - увещевал святой отец. - Потому как проклят вовеки тот, кто прольет кровь брата своего»
Отец Герман был ярым противником человека с ружьем, вернее, с автоматом Калашникова. Бендеры - пороховая бочка конфликта. Здесь сошлись представители всех противоборствующих сил: имперцы, унионисты, сепаратисты, националисты; и российско-украинские казаки, и молдавские национал-патриоты, и приднестровские активисты
Но отец Герман службу вершил в согласии с источником светлым и незамутненным, что вложил в душу человека при сотворении Бог. Хотя в соседнем пределе собора иной его сослуживец и благословлял враждующих. Церковь-то одна. Бывало, стоят в очередь к покладистому попу молдавский полицейский и приднестровский гвардеец (или казачок какой залетный крестом осеняется наотмашь), глазами сверкают друг на друга, ненавистью исходя втихомолку, и приклоняют колено перед священником, получая благословение на дела добрые - Отчизну защищать. А выйдя из храма, наставят друг на друга стволы вороные, стремясь поскорее исполнить свой долг И накануне войны бывало так, и во время нее, и много после Отец Герман призывал отстаивать Родину, не разделяясь между собой по политическим мотивам, требовал сложить оружие. И только к комбату подходил священник с мерой иной. Они были однокашниками. Слава Мудренко (ставший впоследствии отцом Германом) и Юрка Карданов были такими друзьями-товарищами - не разлей вода.
С торца лицея на Карданова глядел портрет кандидата, был он на нем такой весь приглаженный, в очках. И чуть было не споткнулся майор - будто и не было двух долгих десятилетий! - разделивших его и этого, с картинки «Говорить только ПРАВДУ!» - обещал будущий народный избранник. Такой уверенный в себе, холенный. Но Карданов знавал его и другим
Тут майор услышал за спиной голос с хрипотцой - знакомый голос. Оглянулся - Литвиненко! Его давний учитель по обществоведению, не изменившийся с тех давних пор ни в осанке властной, ни в темпераменте, ни даже в лице. Рядом с ним - двое молодых людей, похоже, молодые лицейские педагоги.
Литвиненко их наставлял:
- Голосуйте, ребята, за старого президента. Коней на переправе не меняют! Всех этих кандидатов не счесть, а Приднестровье у нас одно. Мы его кровью выстрадали в великой борьбе
«Конечно, выстрадали, - горько усмехнулся майор. - Намутили, подыгрывая политикам. Извратили программу истории в школах, в вузах Лишь бы разделить народ по обе стороны Днестра А все эти митинги стачки, предшествующие развалу? Интеллигенция и втемяшивала в сознание масс спускаемые ей верховными правителями лозунги. Учителя, артисты, писатели, художники Разве не от них исходили самые злобные призывы, удобные местной власти! Разве не они раздули искру раздора - самопровозглашения, неизбежно ведущего в тупик! Теперь вот и голосовать призывают за старого волка»
Чтобы не встретиться с Литвиненко, который мог его узнать, Карданов отошел в сторону, за вяз. Еще раз глянул на огромный плакат с претендентом. Спросил себя: «А этот чем лучше?» Горлопаны, экономно улыбающиеся мальчики под пятьдесят, почуявшие, что власть не под силу нынешнему-то: проворовался он со своей ушлой семейкой, да и здоровьем не блещет, и прихвостни-предатели со всех сторон; не говоря уж о поникшем международном авторитете, который все время с момента самопровозглашения Приднестровского государства держался исключительно российским авторитетом.
Вот и выплыли эти Карданов ведь сразу узнал человека на плакате, хорошо помнил встречу с ним, хоть и минуло столько лет.
Это был седьмой день войны. Карданов прибыл поутру, после очередной ночной огневой свистопляски, в свою ставку-штаб для координации действий с ополченцами и казаками. Это было помпезное старинной здание на одной из центральных улиц, окруженное по периметру асфальтом, вспоротым окопами и баррикадами. Тут-то и попались ему под горячую руку два велеречивых агитатора, которых он еще днем раньше готов был расстрелять без всяких объяснений. Они были из тех, кто вздыбил регион своими хитроумными посулами, подожгли фитиль распри и подвигли его, офицера-афганца, стать настоящим сатрапом.
Представители двух враждующих идеологий сидели плененные в подвале и ждали своей участи. Один - прожженный сторонник народного фронта, известный антирусскими выступлениями в прессе и на митингах в Кишиневе; другой - такой же трибун рьяный, только сторонник самоопределения Приднестровья, студент университета из Тирасполя.
Карданов был крайне взвинчен: еще бы, ночью был подбит БТР, снаряженный казаками на штурм здания полиции. А ведь увещевал казаков комбат накануне штурма: пустая затея, верная смерть! бронетехника не приспособлена для ведения боя в городе, где даже тяжелый танк - легкая добыча для «гранника» из подворотни! Черноморская «розвага козацька» решила по-своему. Итог - весь экипаж: четыре ополченца и два казака - сгорели в жестяной банке на колесах. Горевал комбат: свою голову не насадишь на плечи есаулу; ох, не те силы у него, чтобы вести бесконечную тяжбу среди своих в окружении чужих Сгоряча Карданов винил в трагедии всех вокруг, подозревал во вредительстве каждого. А эти двое задержанных, в гражданке, вольготно сидели рядком и вели политические дебаты.