так как лицо было прикрыто как бы кисеей, однако пушистые седые усы выбивались из-под кисеи, и из-под савана торчал такой же лысый череп. Тут со страха все мы потеряли сознание. Сколько часов мы пролежали так - не знаю; однако когда я очнулась, светало. Я принялась расталкивать и приводить в чувство Егоровну и монахиню. Все кругом нас было тихо и даже крышка гроба куда то исчезла. Все еще щелкая зубами от страха и крестя воздух, мы, прижимаясь друг к другу, подошли к дверям и заглянули в гостиную. Там все было по-прежнему в порядке. Супруг мой, как" вчера, лежал на столе, рядом с ним стоял на полу гроб, плотно закрытый крышкой. Хоть до ужасти было боязно нам, мы все же, читая молитвы, подошли к гробу и с трудом приподняли крышку.
Гроб был пуст. Так же, держась друг за друга, пробрались мы в мужнин кабинет. Войдя в него, я ахнула - все ящики письменного стола были выдернуты и валялись по полу; крепкий дубовый шкаф, стоящий в углу, где муж хранил деньги и мои бриллианты, был взломан. Хоть жалко мне стало пропавшего, но страх отлег от сердца: стало быть, то были просто воры. Но монахиня, глядя мне прямо в глаза, залепетала: "Какие воры, какие воры?! Ведь я собственными глазами видела, как покойник встал со стола и направился на меня с протянутыми руками. Тогда-то я и вскрикнула и кинулась к вам. Нет, свят, свят, свят! Здесь нечистая сила!" Мы прошли в прихожую и кухню и осмотрели двери. Замки, цепочки и засовы были в порядке, как мы их оставили с вечера. Осмотрели и окна - все заперто и цело. "Вот видите, - сказала монахиня, - выходит по-моему. Будь то воры, куда бы им деваться? Ведь не сквозь стены же они прошли! Нет, уж вы как хотите, а отпустите меня, я читать больше не буду. Надо думать, покойник ваш имел на душе своей грех смертный, вот он и не знает покою".
От осмотра квартиры и от слов монахини ужас меня снова охватил. Как мы с Егоровной ни уговаривали монахиню остаться, она настояла на своем и ушла, отказавшись от трех рублей, мною ей за труды предложенных, сказав: "Нет, ваши деньги нечистые, и нам их не надобно".
Накинули мы с Егоровной пальтишки да и махнули к сыну на Кузнецкий. Рассказала я ему все, что случилось с нами за ночь, а он и говорит: "Удивительное, - говорит, - мамаша, дело. У вас все не как у всех людей! Видано ли, чтобы покойники вставали да ходили?! А вот захотите к тетеньке пойти в гости, пожелаете надеть кольцо или там кулон какой, ан бриллиантов ваших и нет! - и он даже в сердцах показал мне кукиш. - А это вы, между прочим, мамаша, глупость сделали, что отпустили монашку.
Я понимаю так, что она воровка-то и есть". - "Что ты, - говорю, - Сашенька, какая она там воровка, испугалась она не меньше нашего, да и личность у нее эдакая богобоязненная! Окромя того, была же она с нами в спальне, когда родитель твой свирепствовал.
Ежели бы то был вор, то откуда ему взяться? С вечера двери мы с Егоровной заперли, прошли через гостиную в спальню и в гостиной никого чужих не было, а из спальни до самого крика монахини без перерыва слышали ее чтение, стало быть, не могла она отлучиться и впустить кого-нибудь". - "Эх, мамаша, - сказал мне сын, - поезжайте-ка вы скорее в сыскную полицию к г. Кошкову, он специалист по эдаким заковыристым делам, расскажите ему всё в точности, как было, и попросите помощи. А на сегодняшнюю панихиду я, между прочим, не приеду, а то вы мне такого наговорили, что даже в нерасположение привели. Ах, мамаша, сваляли вы дурака с монашкой!"
Я послушалась Сашеньки и приехала к вам. Помогите! В точности ли я все рассказала, Егоровна? - обратилась она к своей спутнице.
- Аккурат все, как было. Готова хоть сей минуту под присягу! - отвечала Егоровна.
- Скажите, пожалуйста, знает ли кто-нибудь о том, что с вами случилось, а также о том, что вы обратились ко мне? - спросил я.
- Ни единая душа, кроме сына. Да и тот до поры до времени приказал мне строго держать язык за зубами.
- Прекрасно, и придерживайтесь этого, никому ни одного слова, иначе вы можете испортить все дело. Вам не известны, конечно, имена монахини и гробовщика?
- Нет, знаю только, что она из Новодевичьего монастыря, а он имеет где-то мастерскую на Лубянской площади.
- Когда у вас назначена дневная панихида сегодня?
- В два часа.
Я посмотрел на часы, было около 12.
- Вот что мы сделаем. Я в качестве знакомого вашего мужа приеду к вам лично на панихиду, видоизменив несколько свой внешний облик. Я сам хочу осмотреть всю вашу квартиру. Быть может, я смогу вам помочь и верну вам ваши бриллианты и деньги.
Кстати, вернувшись домой, сейчас же закройте кабинет на ключ, никого туда не впускайте и не входите туда сами.
Баранова в точности обещала выполнить мое требование и действительно его выполнила, судя по тому, что ни единой газетной
строчки об этом сенсационном происшествии не появилось в течение довольно долгого времени.
Заинтересовавшись оригинальностью дела, я энергично принялся за розыск. Загримированным присутствовал я на панихиде и задержался в квартире, дав уйти всем посторонним. Я лично произвел самый тщательный осмотр как всего помещения вообще, так и гроба и кабинета в частности, но ровно ничего сколько-нибудь наводящего на след мне обнаружить не удалось: ни одного принадлежащего ворам предмета, ни одного оттиска пальцев на чем бы то ни было. Очевидно, наглые и опытные преступники работали в перчатках.