Об этой книге
Во всем этом поможет разобраться книга замечательного режиссера, педагога и теоретика Бориса Александровича Покровского. Прочитав его шестьдесят коротких бесед, вы как бы посмотрите на оперный спектакль через волшебный бинокль и увидите многое, что не видно обычным глазом. Автор поведает обо всех трудностях оперы (недаром «опера» в переводе с итальянского «труд»), расскажет о рождении оперного спектакля, его эстетике и о многом другом, связанном с оперным искусством.
Книга обогатит ваши знания о всех сферах деятельности музыкального театра и даст верный ключ к пониманию особенностей оперного жанра. Вы с интересом узнаете, что в современном «строительстве», сочинении оперного спектакля, под руководством режиссера трудится огромный творческий коллектив, где объединяются различные художественные ремесла.
Право же, это поразительное зрелище, как из разных «кубиков» слагаемых оперного спектакля возникает новое творение и сами «кубики» обретают новое качество. Книга приоткрывает завесу над таинством творчества режиссеров, дирижеров, художников-декораторов, актеров. Как много в ней искренних страниц художника, пропустившего сквозь свое творчество всю боль, тревоги и радости созидания нового в оперном искусстве.
Кому, как не Б. А. Покровскому, автору ряда теоретических работ и книг, взять на себя роль учителя и наставника и без скучных морализаций, на живых примерах, повести за собой юного читателя по сложным лабиринтам оперного искусства, заражая своей влюбленностью и заботами о грядущем музыкального театра.
Прочитайте книгу, и вы откроете для себя целую новую страну оперное искусство!
М. Б. Мордвинов,
профессор, заслуженный деятель искусств РСФСР
Оперный спектакль
Эти требования к музыке и локальным данным артистов не вызывают сомнении. Кому захочется слушать серую, невыразительную музыку в опере, да еще исполненную плохими голосами?
Да, это так. Но такое отношение к опере как к искусству, которое нужно только слушать, чуть не стоило опере катастрофы. «Пойдемте слушать оперу». Слушать музыку, слушать голоса. Это так укоренилось, что говорить иначе стало дурным тоном.
Разберемся в этом. Если есть «красивая музыка» и хорошие голоса, то разве опера уже состоялась? Если какой-нибудь держатель абонемента или просто меломан заглянет на полчаса в театр, чтобы оценить любимую арию в исполнении знаменитого гастролера, мы должны считать, что это есть подлинная жизнь оперного искусства? Может быть, разумно закрыть глаза и не смотреть в оперном театре на сцену? К чему тогда декорации, костюмы, гримы артистов, сюжет? Не правильнее ли в таком случае композитору сочинить «красивую музыку» в форме оратории или кантаты и исполнить их красивыми голосами в концертом зале?
Нет, при таких условиях опера не может состояться. А человек, говорящий «пойдем слушать оперу», не только проявляет свое непонимание природы оперы, но и отторгает ее от театра, то есть приносит ей вред. Вместе с тем то, что показывают оперные театры, давно перестало нравиться взыскательной публике. Главная причина здесь в том, что образ, который создается музыкой или артистическим инструментом певческим голосом, не соответствует внешним данным артиста-певца, его обаянию, темпераменту, его умению держаться на сцене (чаще всего он на это не обращает внимания, всецело поглощенный звучанием голоса).
Сейчас трудно определить, когда появилось в опере несоответствие слышимого с видимым и кто виновен в развитии и узаконении этого
несоответствия. То ли в этом виноваты актеры, не сумевшие сохранить гармонию слухового и зрелищного образа, то ли публика, которая с легкомыслием не догадываясь, до чего это доведет! приняла это несоответствие не как тяжкий компромисс, с которым нельзя мириться, а как признак жанра. Следствие же было одно, печальное: опера постепенно из демократического представления превратилась в развлечение для гурманов, которым как бы понятны и простительны «болезни оперного театра», они готовы и привыкнуть к ним и даже о ужас! полюбить их. Причем с высокомерием отстранялось сценическое действие как нечто второстепенное и даже мешающее. И мне не раз в 30 40-х годах говорили эти «тонкие знатоки»: «Не надо ничего делать на сцене, это мешает слушать музыку».
А ведь когда-то оперы на площадях и улицах городов собирали огромные массы простых людей и пугали аристократов своей демократичностью, злободневностью. Когда-то в творческом направлении той или иной оперы проявлялась политическая тенденция общества, и, к примеру, борьба пиччинистов с глюкистами тоже не была разногласием, ограниченным узким кругом музыкально-драматургических идей.
Отделение музыки и пения от драматического действия делало оперные спектакли далекими для широких масс, и опера переходила в пышные, раззолоченные, подобно дворцам, залы. Конечно, и здесь, в этих театрах, бывали райки дешевые места для разночинцев, бедных торговцев, студентов, мелких чиновников, то есть публики вполне демократической. Конечно, и и этих театрах появлялись артисты, соединявшие в своем даровании и музыкально-вокальные и сценические требования оперы. Однако дирижеры, обожествляющие музыку как таковую, отрывая ее от действия, певцы, ограничивающие себя искусством извлечения звуков, и художники, придающие оперному спектаклю пышность и внушительность, не были подчинены единому постановочному решению спектакля. Бесконтрольные их усилия, подхваченные гурманами, приходившими в оперный театр для развлечений, привели оперное искусство к тупику.