Вторая мельбурнская выставка, как и все предыдущие, имела огромный успех.
Все тридцать восемь работ были проданы, причем стоимость акварелей варьировалась от десяти до тридцати пяти гиней, что намного превышало цены первой выставки от одной до пяти гиней.
Чарлз Дьюгид из Аделаиды, коллекция которого к тому времени уже насчитывала семь работ Наматжиры, приобрел еще одну, причем такую, которая, по мнению Бэттерби, вполне могла бы украсить любую выставку акварелей.
В числе посетителей выставки был американский посланник в Австралии Нелсон Т. Джонсон, который проявлял большой интерес к вопросу общественного положения австралийских туземцев. Джонсон купил одну из акварелей. Выставка произвела на него настолько сильное впечатление, что он решил съездить в Хермансбург и посмотреть, как живет художник-абориген.
«Картины Наматжиры надо судить только по их достоинствам, забыв о том, что представляет собой автор, писал критик газеты «Эйдж». Но требовать этого требовать слишком многого. Как бы то ни было, но некоторые подходят к этой выставке пусть в самой незначительной степени, но все же с антропологической меркой и настраиваются быть снисходительными к художественным несовершенствам. Однако в данном случае в этом нет никакой надобности. В своем творчестве Альберт Наматжира твердо стоит на своих собственных ногах».
Наматжира становится своего рода национальной фигурой. Крупнейшие газеты Австралии посвящают ему подробные статьи с фотографиями и репродукциями. Откликнулся и армейский журнал «Солт». В статье, озаглавленной «Абориген пишет свой край. Три персональные выставки и Наматжира добился славы» журнал писал: «Мельбурнская выставка Альберта Наматжиры, одаренного коренного жителя Центральной Австралии, нанесла еще один удар по самодовольному заблуждению, что аборигенам нечего преподать белым австралийцам. Его работы заставляют нас задуматься, что с ростом всеобщего интереса к туземным культурам в других частях света австралийский «черный» имеет особое и заслуженное право на внимание. Наматжира этот чистокровный, почти нетронутый цивилизацией абориген, по сей день живущий вместе со своим племенем, явление выдающееся, исключительное. Работы художника убедительный ответ тем, кто смотрит на его народ как на бесталанных дикарей. В них нашла яркое выражение глубокая и преданная любовь аборигенов к своей родной земле».
С резкими нападками на художника-аборигена выступил директор
Мельбурнской национальной галереи Дэрил Линдсей. Он обвинял его в копировании живописных канонов Запада и сокрушался, что Альберт, вместо того чтобы развивать свое национальное самобытное искусство, становится эпигоном искусства европейского. В акварелях Наматжиры, по мнению Линдсея, не было ничего достойного похвалы, за исключением разве что технического мастерства да топографической точности пейзажей; под влиянием европейского изобразительного искусства, казалось критику, абориген утратил самое важное в своем даровании.
Критика Линдсея вынудила Бэттерби выступить в защиту Альберта. «Художник-абориген, негодовал Бэттерби, имеет свои собственные достоинства как художник. И если белым художникам позволительно испытывать влияние любой художественной школы, то почему, спрашивал Бэттерби, это непозволительно для черного? Когда австралийские художники начали писать во французской манере, никто не поносил их за это. Поэтому ученейшему критику стоило бы лучше рассматривать Наматжиру как мастера-акварелиста, а не как аборигена».
А между тем сам Альберт Наматжира и не подозревал о спорах, бушевавших в среде мельбурнских знатоков живописи вокруг его произведений. В это время он со своей семьей Рубиной, пятью сыновьями и тремя дочерьми был далеко от Хермансбурга и занимался своими акварелями. Вдали от жарких дискуссий он и не ведал, что стал первым аборигеном, удостоенным упоминания в справочнике «Кто есть кто в Австралии» (1944). В этом же году член Королевского антропологического института Южной Австралии Ч.-П. Маунтфорд выпустил книгу «Искусство Альберта Наматжиры». Она была опубликована в Мельбурне «Клубом хлеба и сыра» и включала несколько цветных репродукций работ Альберта.
В заключительной главе, описывая свое расставание с художником в Долине пальм, где Маунтфорд собирал сказания племени аранда, автор вспоминает: «Что ожидает Альберта впереди? Эта мысль очень занимала меня в тот момент и продолжает волновать по сей день. Неужели слава, эта коварная ветреница, вознесет его, а потом низвергнет? А может быть, ему удастся избежать ее искушений и остаться среди своих соплеменников счастливым и не испорченным удачей, являя живое воплощение природной художественной одаренности своей расы?»
III
Сиднейским критикам, которые видели в Альберте Наматжире только лишь способного ремесленника, но весьма и весьма посредственного художника, не удалось охладить восторгов широкой публики, ломившейся на выставку его картин. Нашлось несколько доброжелательных журналистов, которые вступились за художника.
«Санди Сан и Гардиан» писала: «Мистеру Альберту Наматжире пришлось столкнуться со злобными выпадами критики лишь потому, что он абориген. Но вся эта чушь, потоком обрушившаяся на арандского художника, не должна расстраивать его. Публика, которая ценит настоящее художественное видение и хорошую технику исполнения, достаточно ясно выразила свое отношение к работам Альберта, раскупив их. Причина его успеха в том, что написанные мистером Наматжирой пейзажи Центральной Австралии правдивы: горы и равнины изображены такими, какими видит их и абориген и белый. Сегодняшних критиков приводит в ярость эта верная натуре манера исполнения. В заключение можно сказать лишь одно: абориген из племени аранда это поистине великолепный художник».