«Французские дворяне, часто впадают в крайности. Пример, который я хочу привести, касается того способа, каким они теперь имеют обыкновение вооружаться и снаряжаться. Если, правда, у них и были основания сделать свои латы несколько более прочными и надёжными, чем раньше, ввиду той опасности и силы, которую представляв ли пистолеты и пищали, то всё же они настолько превзошли в этом отношении надлежащую меру, что большинство их нагружало себя, вместо того, что можно бы назвать латами, целой наковальней. Благодаря этому, вся красота одетого в броню и латы всадника превратилась в какое-то безобразное уродство. Ибо прежний шлем напоминает теперь железный котёл. На левой руке надета железная перчатка, покрыв её до самого локтя, на правой такой плохой рукавчик, что он ограждает только плечо. Обычно не носят набедренника. Вместо казакина носят небольшую колоколообразную юбочку и не имеют ни копья, ни пики. Наши кирасиры и шевалежеры при короле Генрихе II были гораздо красивее и изряднее на вид; они носили шлемы, наручники и набедренники на концах, и всё это вооружение было таким лёгким и удобным, что всякий
мог носить его без труда на теле, хотя бы 24 часа не снимая.
То вооружение, которое носят в настоящее время, так неудобно и тяжело, что у дворян лет 35 под этими латами болят плечи» (196, с. 125126).
Первым по-настоящему облегчил доспехи своих жандармов, преобразовав их в кирасир, Морис Нассауский (Оранский) во время Нидерландских войн (15661609 гг.).
В нидерландской армии катастрофически не хватало тяжёлых сильных лошадей, необходимых копейщикам-жандармам, кроме того, местность во Фландрии была холмистой, пересечённой множеством песчаных дюн и не годилась для атак тяжёлой конницы. Эти всадники были освобождены прежде всего от нижней части ножных лат и конской брони, уменьшился вес доспехов, а позже для них были отменены и копья. Так образовались первые кирасирские полки. Кирасиры стали вооружаться двумя пистолетами, и шпагой или палашом. Как и жандармские роты, кирасирские не были однородны в своём составе. Латники составляли первую шеренгу и фланги построения, остальные ряды по-прежнему были укомплектованы легковооружёнными аркебузерами, пистольерами и средневооружёнными кирасирами, имеющими более лёгкое снаряжение, чем воины первой шеренги (197, с. 200201).
В это время впервые встречается термин «корнет» вместо «рота». Так стали называть подразделения различной численности от 100 до 300 коней. Количество всадников зависело от степени их подготовки: чем лучше она была, тем меньше воинов составляло корнет, и наоборот.
Мориц принял новую тактику для своей кавалерии кирасир и рейтар.
Каждый корнет делился на два взвода, обученных действовать самостоятельно. При атаке испанских жандармов или немецких рейтар конники нидерландцев давали залп из пистолетов (первая шеренга), а затем, избегая лобового удара, корнет разделялся от середины и заезжал на фланг атакующей роты. Далее следовала двойная атака (197, с. 201).
Несмотря на популярность, работа Макиавелли является типичным образцом чисто теоретических рассуждений. Автор плохо представляет себе методы боя не только древних римлян и македонцев (68, с. 5758), но и современных ему ландскнехтов и швейцарцев (68, с. 59). Он досконально изучил труды античных писателей, но, поскольку они сами часто допускали ошибки в рассуждениях (105, т. 2, с. 580 582), то и трактат, основанный на таких сведениях, получился неубедительным. Его автор не понял сути любой тактики каким образом должен действовать в строю каждый конкретный воин (68, с. 101).
Конницу Макиавелли ценил очень мало и отводил ей лишь вспомогательную роль:
«Думаю, что благодаря седлу с луком и стременами, которых раньше не знали, всадник в наше время крепче сидит на лошади, чем в древности. Вооружение его по-моему, тоже лучше, так что выдержать натиск современного эскадрона, обрушивающегося на противника всей тяжестью, труднее, чем было остановить античную конницу.
При всём том, я считаю, что не следует придавать конным войскам больше значения, чем это было в древности, потому что, как я уже говорил вам, они в наше время очень часто бывали позорно разбиты пехотой и всегда будут раз* биты, когда встретятся с пехотой, вооружённой и построенной по образцу, о котором я вам рассказывал».
«Поэтому я нахожу, что народы и цари, предпочитающие конницу пехоте, всегда будут слабыми и обречёнными, как мы это и видели в Италии наших дней, которую иноземцы могли разграбить, разорить и опустошить только потому, что она пренебрегала пешей милицией и вся её военная сила состояла из конницы.
Конница, конечно, нужна, но всё же это не первая, а вторая основа войска; она необходима и необычайно полезна для разведок, набегов и опустошения неприятельской страны, для внезапной тревоги и нападения на противника (который из-за этого должен всегда быть под ружьём) и для перерыва подвоза припасов. Когда же дело доходит до решительного полевого сражения, то есть до самого существа войны и цели, ради которой вообще создаются войска, конница годится больше для преследования разбитого противника, чем для других дел, и по своей силе, конечно, далеко отстаёт от пехоты» (68, с. 6566).