А еще Феликс якобы случайно оставлял на видных местах магические штуки: то светящиеся драгоценные кристаллы, то мерцающие зелья, от которых пахло шалфеем и зверобоем, мелиссой и розами, то непонятные механизмы, напоминающие астрономические, но при этом окруженные переливающимися аурами. Я не удержался и погуглил: это оказались ноктурлабиум и секстант[1].
И, конечно, книги. Рыбкин явно намеренно выдвигал на книжных полках отдельные издания, а другие и вовсе оставлял открытыми на столе в гостиной. Я просто не мог проходить мимо, не заглядывая в них. А с учетом разрешения Рыбкина в первый день нашей совместной жизни «можешь смело брать всё это» в итоге садился и читал.
Чертов Феликс Рыбкин умело дразнил меня и я поддавался.
Всего несколько дней потребовалось на то, чтобы жгучее любопытство нехило так потеснило мой страх. Я становился всё более жадным, напоминая себе дорвавшегося до сладостей мальчишку.
Теперь, гуляя по городу, я таскал с собой и упоенно читал «Энциклопедию Мифических Существ и Волшебных Рас» толстую иллюстрированную книгу, которую Феликс конечно же случайно оставил прямо посреди кухонного стола. Листая страницы, заполненные подробными данными о самых разных созданиях, я гадал: кого из них на самом деле можно встретить в реальном мире? Постепенно начало казаться, что правильный ответ всех.
Я мог бы спросить Рыбкина, но
Мне не хотелось, чтобы он понял, насколько легко и быстро я повелся на его уловки. При нём я изображал крайнюю степень незаинтересованности во всем магическом. А он, в свою очередь, великодушно изображал, что не замечает того, как я уже по уши увяз в страстном желании познать мир магии и теперь только гордость мешает мне броситься к нему с криком: немедленно расскажи мне обо всём! Окей, ты победил, на самом деле я хочу, хочу быть колдуном! Сначала мне просто было страшно, понимаешь?
Закончив с энциклопедией о существах и расах, я приступил к книге о проклятых сущностях. Они, к сожалению, была очень тонкой и содержала совсем немного информации. Однако благодаря ней я выяснил, что всепроклятые очень любили людей но исключительно в гастрономическом смысле.
Проклятых делили на четыре категорий: проклятые духи (бестелесные), проклятые твари (материальные), проклятые куклы (намеренно созданные колдунами, как те сорок иереев) и проклятые Древние (супер-старые
и могущественные).
Думать о проклятых было неуютно. Не из-за тех сорока священников, нет. А из-за январского концерта. Теперь я знал, с кем имел там дело. Но легче от этого пока что не становилось.
Через пару дней утром я снова увидел на кухне черный стеклянный меч, лежащий на серебряном блюде.
Привет, Людвиг ван Бетховен! поздоровался я.
На улице была восхитительная погода, из-за приоткрытого окна доносился смех каких-то девушек, фотографирующиеся на Львином мосту: «Сделай, пожалуйста, кадры во всех форматах! И следи за тем, чтобы горизонт был ровный, хорошо?». Настроение у меня было хорошее.
Феликс, готовящий себе завтрак, обернулся.
Ты с ним дружелюбнее, чем со мной, в шутку укорил он.
Сегодня вокруг меча были разложены черепа мелких животных и горели благовония, дым от которых стягивался к клинку и превращался в тени, клубящиеся на его лезвии.
Это какой-то ритуал? я не удержался от вопроса. Людвиг особенный?
Феликс широко улыбнулся. То ли его порадовал комплимент мечу, то ли тот факт, что я в итоге сдался и сам заговорил о магии.
Можно и так сказать, кивнул Рыбкин. Это меч на день рождения города.
Ого. Ты собираешь подарить его Петербургу?
Не совсем. С его помощью я собираюсь подарить Петербургу еще один спокойный год.
Я с недоумением посмотрел на Рыбкина, и он, наливая себе апельсиновый сок из стеклянной бутылки, объяснил:
Все думают, что день рождения Петербурга это двадцать седьмое мая. На самом деле двадцать седьмое апреля. Время официального празднования сместили, так как в реальную дату не происходит ничего хорошего. Феликс глотнул сока. Ведь в полночь на день рождения города, как по будильнику, просыпаются Древние, чей покой когда-то потревожил Петр. Возможно, ты уже успел вычитать, что Древние это самые сильные среди всех проклятых сущностей, те, чей возраст может насчитывать много веков и даже тысячелетий.
В глазах Феликса появились лукавые искорки, когда он вот так, без экивоков, признал, что знает о моем тайном чтении. Я насупился, но все же продолжал жадно слушать.
В Петербурге их обитает почти полторы дюжины, и город разделен на районы так, что каждому соответствует по одному Древнему. Исключение наш Адмиралтейский район. Местная проклятая сущность его зовут Акумбра[2], он спит на дне Большой Невы, не просыпается никогда, потому что тут находится Исаакиевский собор со скульптурами архангелов, и они действует на него, как транквилизатор. Собственно, двадцать седьмое апреля рабочая ночь для стражей. Каждый выходит на борьбу с Древним своего района и убивает его. Или, точнее, временно развеивает: этих существ практически невозможно убить по-настоящему, они всегда восстанавливаются на это у них уходит как раз год. «Мой» Древний тот, что живет на Васильевском острове.