Наверное, я слишком долго молчал.
Это биоарт. Инсталляция для одного моего рабочего проекта, не дождавшись ответа, пояснил Феликс. Тон у него был успокаивающий, но мне почудилось в нем напряжение. Ну еще бы: если новый сосед начинает орать быстрее, чем шутить, немудрено напрячься.
Итак, биоарт. Вот оно что. Конечно.
Глядя на продолжающие шевелиться зрачки и дразняще извивающийся язык, я подумал, что наука великая вещь. Но порой бывает страшной до тошноты.
Феликс убрал банку обратно в холодильник, однако теперь затолкал ее в самый дальний угол.
Ты художник или что-то вроде этого? я приподнял бровь.
Самостоятельно достав чизкейк, Рыбкин с обворожительной улыбкой обернулся:
А ты пианист, верно?
Он осмотрел меня с головы до ног. На светлой кухне в компании такого же светлого Феликса я наверняка казался инородным объектом: черные брюки, черная рубашка, темные волосы, которые я не очень-то люблю стричь и карие глаза, которые девушки часто называют «лисьими». Я предпочитал одеваться в строгую одежду и знал, что мне удается добиться того, чтобы некоторые считали мой стиль «сексуальным». Но большинство все-таки называло его просто «мрачным».
Пианист-композитор, подтвердил я. Тебе Нонна Никифоровна рассказала?
Конечно. Не мог же я не расспросить ее о том, кто ко мне переезжает. Рыбкин жестом пригласил меня садиться за стол. Хотя она была весьма немногословной, поэтому серьезного досье на тебя у меня нет. Придется нам знакомиться своими силами.
Я понимающе кивнул. Я тоже пытался расспрашивать Нонну Никифоровну насчет Феликса. Она, доцент кафедры истории России в СПбГУ и женщина, вне всякого сомнения заслуживающая доверия, отзывалась о своем квартиранте крайне положительно но, к сожалению, без деталей.
«Евгеша, сказала она. Для тебя Феликс это, пожалуй, лучший сосед по квартире из всех возможных. Живя с ним, ты действительно сможешь спать спокойно. К тому же, вы очень похожи в некоторых аспектах».
Из-за такой характеристики я представлял Феликса немного иначе. Несколько более серьезным, скажем так. Уж точно без легкомысленной золотой серьги в виде руки с поднятым большим пальцем. И, Господи помилуй, без ошейника.
Феликс, между чем, с любопытством наклонил голову.
Кстати, а на чем ты собираешься играть? В квартире нет фортепиано, а синтезатора у тебя я не вижу.
Тут я смутился.
Я временно не играю.
Почему?
Мне не повезло на последнем концерте, обтекаемо сказал я. Пока что не хочется садиться обратно за инструмент. Я решил взять несколько месяцев паузы: отдохнуть и перезагрузиться. Пожить в другом городе, отоспаться на год вперед, нагуляться вволю и почитать хорошие книги.
Какую литературу любишь? поинтересовался Феликс.
Самую разную. Но больше всего фэнтези. Хотя от него я сейчас тоже отдыхаю. Я прикусил губы и посмотрел на свои руки. Стараюсь крепче встать на твёрдую почву и все такое.
Не говорить же ему, что у меня недавно был нервный срыв и серьезные галлюцинации, которые иногда возвращаются.
Феликс задумчиво кивнул и потеребил серьгу в ухе, прежде чем обворожительно улыбнуться.
Я тоже люблю фэнтези, сказал он. Очень сильно. Кстати, поэтому у нас в книжном шкафу ты найдешь огромное количество энциклопедий по всевозможным магическим существам, мифам разных стран и прочему. А еще по истории религий и древним
языкам. Можешь смело брать всё это, если «твердая почва» тебе надоест.
Я тотчас почувствовал, как проникаюсь к Феликсу признательностью. А когда он подложил мне еще кусок божественно вкусного чизкейка, эта признательность умножилась вдвое. Меня, по сути, очень легко подкупить.
Так и началась наша совместная жизнь.
***
Следующие четыре дня я старательно следовал расписанию: сладко спал до полудня, а потом до ночи шатался по Петербургу, как очумелый турист, который задыхается от жадности перед лицом восхитительных драгоценностей-впечатлений.
Была середина апреля. Сестра отговаривала меня от переезда в этот месяц, по местным меркам считающимся чуть ли не зимним: советовала дождаться, когда ветер с залива переменится станет карамельно-соленым, пахнущим морем и липами, а масонское око Казанского собора заблестит на ярком летнем солнце. Но удача мне улыбнулась: в этом году тепло и краски рано вернулись на широкие проспекты и изогнутые набережные Санкт-Петербург. Всё вокруг уже пропиталось ароматами цветущих вишен и крепкого кофе, художники смело выходили на пленэры, а ярко-зеленая трава приятно щекотала стопы йогам, практикующимся в парках по утрам.
Опьяненный свободой, я поздно приходил домой. Если Феликс еще не спал, то неизменно угощал меня сладостями. За несколько дней я попробовал больше необычных десертов, чем за всю жизнь до этого. Жуя то лунные пирожные, то гулаб джамун, я рассказывал Рыбкину об увиденном. Как любому человеку, ему было приятно слышать комплименты в адрес своего родного города.
Вообще-то Петербург не мой родной город, поправил он меня, когда я высказал эту мысль вслух.
Серьезно? А откуда ты?
Феликс хитро прищурился.
С неба упал. Как не разбился, сам не понимаю.
Это что, подкат наоборот?
В смысле?
Ну, знаешь, раньше пикаперы подходили к девушкам и спрашивали, мол, не больно им было, когда они падали?.. И когда девушки уточняли, откуда, добавили: с неба, вы же явно ангел.