Мою одежду?
Вашу. Из вашей квартиры. Она пожала плечами. Гарри велел передать, что в бутылке хереса, стоящей у вас на каминной полке, обнаружили ангельскую пыль в таком количестве, что хватило бы убить и мамонта.
Девушка смотрела на него серьёзно. Северус не усомнился в её словах.
Что это такое, ангельская пыль?
Фенциклидин*.
Я не знаю, что это.
Тогда вы счастливый человек, сказала она с отстранённой улыбкой и добавила невпопад: Я была когда-то на вашем концерте.
Меня зовут Гермиона. Я охраняю Гарри, а теперь и вас.
Северус нахмурился.
Я не нуждаюсь в охране. Оставьте меня в покое.
Внутренний телефон для связи со мной, Гермиона ткнула пальцем в аппарат у входа. Подумайте хорошенько, что вам ещё может понадобиться, и я учту все ваши пожелания, включая последнее, она едва заметно улыбнулась и снова указала на боковые двери.
Ванная. Спальня. Отдыхайте.
Она вошла в лифт и, проверив кобуру, нажала на кнопку.
Когда двери закрылись, Северус наконец остался один. Какое-то время он продолжал стоять всё в той же позе, затем присел на ступеньки.
В голове от отсутствия сна и пережитого блуждали хаотичные мысли. Северус бездумно принялся смотреть в высокие окна.
И что теперь?
Он расстегнул несколько пуговиц на рубашке, безотчётно желая снять с себя грязную одежду.
Лифт снова открылся, и Гермиона пропустила в квартиру официанта, который катил перед собой наполненную тарелками тележку.
Бесшумно накрыв на стол, он повернулся к Северусу и с чисто британской чопорностью возвестил:
Обед, сэр! Желаете ещё что-нибудь?
Северус нетерпеливо махнул рукой, и официант исчез.
Он подошел к стеклянному столу. Запах пищи будоражил. И это час тому назад казалось, что он голоден. Но не есть же в доме врага.
Он приоткрыл дверь комнаты, на которую указала ему девушка.
Промеж окон висело несколько стеклянных полок с пятнами металлических вставок. Ещё один стеклянный стол, согнутые из металлических трубок кресла. Черной дырой на кипенно-белой стене выглядела плазменная панель. Только кровать звучала резким диссонансом широкая, двуспальная, из светлого, резного дерева, застеленная покрывалом василькового оттенка единственное цветное пятно в мире белого мрака. Ванная встретила такой же ослепительной
белизной. Это было царство белого безмолвия.
Хотелось отмыться. Однако даже ночь в Скотланд-Ярде не вызвала такой брезгливости, как произошедшее в казино. Словно он вернулся в своё грязное прошлое, где жизнь зависела от кулаков отца или одноклассников. Прошлое, которое хотелось вычеркнуть из памяти, будто не он, теперь державший в руках скрипку на сцене Барбикана, когда-то бежал как загнанный зверь, преследуемый улюлюканьем глумящихся малолетних охотников; не он носил застиранное, ветхое бельё, древние рубашки с жабо, оставшиеся ещё от деда и больше напоминавшие женские блузы; не он чуть не умер от стыда, когда какая-то старшеклассница по доброте душевной посоветовала ему носить что-то чуть более приличное, чтобы избежать насмешек.
Пока он исследовал квартиру, появился ещё один чинный служитель, неся, словно знаменосец хоругвь, упакованный в полиэтилен костюм и пару туфель. Позади снова хмурой тенью маячила настороженная Гермиона.
Костюм заставил профессора заколебаться. Бедность или неопрятность одежды заставляла его ощущать себя незащищённым. Северус не обольщался: его ждала не менее тяжелая ночь, чем сегодняшняя в полиции. Чем увереннее он будет, тем проще принять бой.
Аскет, он не относился к еде с трепетом, скорее с вниманием человека, который провел детство полуголодным. Грубая, простая пища в доме родителей не развила в нём тонкого вкуса к экзотическим блюдам. Еда была для него только повседневной необходимостью. Тем неприятнее было ощущение опьянения от пряного запаха трав, добавленных в запеченное мясо, и аромат овощей от горячего минестроне. В эту минуту Северус испытывал ещё больший гнев по отношению к Гарри за то, что с жадностью нищего голодранца разглядывал большое блюдо с ризотто, кашеобразную массу на ярких, влажных листьях салата, поблескивающую соком половинку грейпфрута и нечто в пузатом бокале, похожее на десерт.
Помедлив, он сел у стола, проигнорировал бутылку вина и налил воды из хрустального графина, а спустя некоторое время с удивлением обнаружил, что съел большую часть того, что было на тарелках.
Северус сидел не двигаясь. Тишина давила. Он некоторое время смотрел на висящий на крючке пакет с костюмом. Страх оказаться обнажённым, беззащитным в чужом доме после угрозы физического насилия, был звериным. Однако позволить беспардонному мальчишке унижать его... Северус с отвращением принюхался к рукаву.
Он не был ханжой и никогда не делал акцента на ориентации своих студентов или коллег: среди музыкантов и людей богемы гомосексуалистов было достаточно. Сам Северус подростком даже не задумывался о возможности однополых отношений. В рабочей среде, где он вырос, гомосексуализм попросту не существовал. Мещанское ханжество заставляло скрываться его представителей, несмотря на отмену закона об уголовном преследовании содомитов. Нынче геев можно было встретить повсюду: либеральная Англия радушно предлагала однополым парам вступить в законный брак.