пробраться во дворец и свистнуть это чудо природы. Конечно, выбраться потом с ней из города было бы сложно, но не невозможно, и дней через двадцать героический царевич взирал бы свысока на своих менее удачливых братовьев, но...
На горизонте наконец-то показалось пыльное облако. А не слишком ли оно быстро движется для какой-нибудь груженой телеги? А не тот ли это, кого мы ждем? А не надо ли нам начать собираться?
Волк быстро натянул длинную кольчугу, черные сапоги с заклепками, нахлобучил блестящий в некоторых местах шлем, перекинул через плечо перевязь с коротким мечом - и стал неотличим от первого встречного городского стражника. Оставшаяся после похода к королю половина дня была не напрасно потрачена на раскопки в лавках старьевщиков по всему городу.
Разбойник оглядел себя с ног до головы в маленькое круглое зеркальце и самодовольно ухмыльнулся. Хорош. Теперь - вперед.
- Именем короля я приказываю тебе остановиться!
Серый постарался, чтобы его было видно и слышно издалека. Он не хотел несчастных случаев в самый неподходящий момент. Гонец - если это был он - должен был еще сказать, чья армия заняла первое место.
Всадник поднял коня на дыбы, яростно выругался, но остановился.
- Ты - из армии Айса? - кинулся к нему Волк.
- Нет, из бардака на Красной!
- Кто победил?
- Мы, черт тебя раздери! Неужели эти жабьи дети шантоньцы! - и он гордо двинул могучим кулаком себя в грудь. Зазвенели медали.
Разбойник мысленно вздохнул. Самые худшие его опасения оправдывались. И бравого вояку было жалко. Почему-то и вдруг. Видать, общение с гуманитарием Иваном (или гуманистом? или гуманоидом? каких ведь только словей не нахватаешься от интеллигенции, вот уж действительно - с кем поведешься...) влияло на него не лучшим образом... Но времени на удивление не было. Он привык действовать, как Бог на душу положит, и идти поперек этого правила не собирался и сейчас.
- Как тебя зовут? - с подозрительным прищуром он сделал вид, что внимательно вглядывается в лицо гонца.
- Капрал Шрам!
- А не был ли ты в известном заведении на Красной перед выходом полка в поход? - пустил пробный шар Серый.
- В "Черной Лилии"? Был, приходил к Кокетте, как всегда - непонимающе сдвинул брови капрал. - Слушай, а какое твое собачье дело?
- Ага! Я так и знал! Десять золотых крон - мои! Хо-хо!
- Что за чушь ты несешь, крыса тыловая?
Капрал не понял, каким образом он вдруг очутился на земле, и откуда на груди у него, с обнаженным клинком у глотки, оказался нахальный молокосос-стражник.
Из какой-то подслушанной где-то и когда-то ученой беседы Серый почерпнул, что если человеку нажать на горле острым лезвием все равно чего в определенной зоне, то он резко теряет всякую сообразительность и способность к логическому мышлению. Сумели ли в конце концов умные люди дать на это хоть сколько-нибудь удовлетворительное объяснение, он не помнил, но от данного феномена зависела сейчас жизнь злополучного Шрама.
- За твою голову майор Мур объявил награду в десять золотых! Это ты убил Кокетту из "Черной Лилии"! - выкрикнул Серый и чуть-чуть надавил.
- Я никогда никого не убивал! - совершенно искренне прохрипел вояка.
"Ага, правильная зона!" - тихо порадовался Волк.
- Тебя там видели!
- Я не виноват!
- Все улики против!
- Клянусь тебе, я не убивал!
- Я тебе не верю.
- Чем угодно поклянусь - меня даже рядом там не было!
- Майор Мур обещал...
- Я сам дам тебе десять золотых! Отпусти меня!
- Есть свидетели.
- Двенадцать! Это все, что у меня с собой есть!
- Хм, а может, ты и не врешь... Но если ты вернешься в город, тебя задержит первый же...
- Я не вернусь в город!
- Ну, хорошо. Снимай доспехи, давай деньги и дуй отсюда. Пока я добрый.
Задумчиво поглядев вслед удирающему со всех ног капралу, Серый уронил кирасу, поножи и наручи на дорогу, пару минут попрыгал на них, попытался разрубить шлем мечом - не получилось. Все равно довольный результатом, он быстро облачился во все это, порезал в нескольких местах рубаху и штаны, бросил в лицо несколько горстей пыли. Под дубом, в сумке, у него оставалось еще немного томатного соуса - в ход пошел и он. Закончив переодевание и макияж, Волк снова заглянул в зеркальце.
Из маленького кружка посеребренного с одной стороны стекла на него глянуло изможденное, покрытое коркой грязи, пыли и засохшей крови, лицо воина, узнавшего недавно и не понаслышке, что такое поражение, унижение и смерть.
- Гут, - удовлетворенно кивнул он сам себе, состроил скорбно-мужественную рожу зеркалу и подозвал коня.
Его харезматичное величество Шарлемань Семнадцатый прогуливались
по саду, любуясь жар-птицей в лучах заходящего солнца, когда из-под куста папайи, раздавив ананас, несмело выступил капитан городского гарнизона. Его испуганный бледный вид говорил яснее всяких слов о том, что случилось то, для доклада которого королю предполагаемые вестники тянут спички, и что этот гонец вытянул короткую.
Все благодушие, если оно когда-либо и посещало Шарлеманя, улетучилось с пшиком, как Снегурочка над костром.
- Ну, что опять случилось? - задал он ненужный вопрос.