А я только что хотел тебя вызвать. Что, обед уже готов?
Так точно! Худощавое лицо капитана расплылось в добродушной улыбке. Обед вкусный, Николай Фёдорович. Суп мясной с рисом, жареная картошка со свиной тушёнкой, а на третье вместо компота из сухофруктов кисель из клюквы!
Клюква это вкусно, а где взяли клюкву?
Ребята в лесу собрали...
Во время обеда Москва передавала оперативную сводку. Генерал Иванов увеличил громкость на приёмнике, и теперь голос диктора звучал как туго натянутая струна:
«В течение 24 июля на Белгородском направлении наши войска продолжали вести бои с наступающими танками и пехотой противника. На Орловско-Курском направлении за истекший день противник атак не предпринимал. Нашими войсками на Белгородском направлении за день боёв подбито и уничтожено более 100 немецких танков. В воздушных боях сбито 47 немецких самолётов. На отдельных участках советские войска нанесли врагу контрудары и выбили противника из нескольких населённых пунктов. В бою немцы потеряли только убитыми до 2000 солдат и офицеров. В районе одной высоты Н-ская танковая часть уничтожила 35 немецких танков, из них 7 танков типа «тигр», 5 самоходных орудий и истребила свыше 600 гитлеровцев.
Бойцы и командиры Красной армии, сражающиеся на Белгородском направлении, наносят тяжёлые удары немецко-фашистским оккупантам. Подразделение бронебойщиков под командованием гвардии лейтенанта сожгли 12 вражеских танков, 10 автомашин и истребили до 200 гитлеровцев. Командир и наводчик братья Ерохины подбили 6 танков и уничтожили две автомашины. Снайпер Григорий Максимов за два дня истребил 52 гитлеровца...»
Рано утром, когда первые лучи солнца дробились на стволе пушки, а бойцы орудийного расчёта ещё спали в блиндаже, старшина Шпак тихонько встал, надел брюки и, подхватив свою гимнастёрку, поспешил к реке, чтобы постирать её. «И как меня угораздило упасть в грязь, выругался он в душе. А всё оттого, что слишком много думаю о Марии. И чем она мне приглянулась, ума не приложу! Вот если бы рядом со мной была на фронте жена, моя Зарочка, она бы заревновала. Что-то от неё давно нет писем, а я так скучаю по ней! Сыну Павлу она, наверное, пишет чаще, хотя не могу точно это утверждать...»
Река протекала неподалёку от первой линии обороны, и хотя место было не опасное, по утрам с противоположного берега реки, где находился противник, нередко постреливали по нашим бойцам его «кукушки» так называли снайперов, укрывшихся в засаде. Эта ночь прошла без выстрелов, и старшина Шпак чувствовал себя спокойно. Вода в реке была холодной, особенно по утрам, но старшину это не смущало. Вскоре его гимнастёрка уже сушилась в блиндаже рядом с его койкой.
Товарищ старшина, вы были на речке? спросил Игнат Рябов, глядя на него своими круглыми большими глазами. На его худощавом лице застыло выражение сдержанности, видно, он хотел спросить ещё о чём-то, но то ли раздумал, то ли его смутил суровый взгляд Шпака.
Я стирал гимнастёрку, невесело ответил старшина. В грязи вымазался... Да и у тебя гимнастёрка не первой свежести. Чтобы к вечеру постирал, ясно?
Если нас фрицы не атакуют, бодро произнёс Рябов и тут же перевёл разговор на другое. Он сообщил, что вчера вечером, когда Шпак был в штабе полка, сюда приходила медсестра Мария Ивановна. Вас спрашивала, Василий Иванович, я сказал ей, где вы, и она расстроилась. Оказалось, раненый капитан Кольцов попросил её передать вам его просьбу прийти к нему. А вот зачем не сказала. Заряжающий с минуту помолчал и вновь заговорил, но уже тише: Что-то медичка зачастила к вам, товарищ старшина, то одно у неё, то другое, а сама на вас глаза пялит без стыда и совести...
Разговорчики, Рябов! осадил его Шпак, но потом мягко, с улыбкой на уставшем лице добавил: Ты, вижу, совсем не уважаешь бабскую красоту. А то, что медсестра красива, спору нет, и, видно, тебя это почему-то злит, а? Вот если в бою тебя зацепит осколок или пуля, кто окажет первую помощь? Та же Мария Ивановна. Она Кольцова, нашего командира
батареи, едва он был ранен, перевязала и отвезла в санчасть. Может, потому и жив он остался. Эх ты, красавец! Соображать надо!..
Да я ничего против Марии Ивановны не имею, зарделся Рябов.
Шпак перекурил в ровике и хотел было послать Рябова на передвижную кухню получить для расчёта завтрак, как у него на столике заголосил полевой телефон. Шпак рывком снял трубку:
Первое орудие слушает!
В телефонной трубке послышалось ворчание, и чей-то голос насмешливо возразил:
Орудие слушает? Странно, однако. Что за чушь? Доложите, как положено по уставу!
Теперь Шпак узнал командира полка Карпова и поспешил поправиться:
Командир первого орудия старшина Шпак слушает вас!
Вот это другое дело. Совсем разболтались... Говорит командир полка. У вас там нет командира первого дивизиона? Нет?.. А как ночь прошла?
Пока тихо...
Полковник предупредил, что дальние посты воздушного наблюдения засекли немецкие танки.
Как бы они не зашли в тыл батарее. Раньше времени огня по ним не открывать, чтобы не дать себя обнаружить, да и снаряды надо беречь. После воздушного налёта и бомбёжки, если таковая состоится, немцы бросят в бой танки. Это их обычный приём. Так что как бы не пришлось вам выдержать поединок с танками. Голос у командира полка был спокойный, и Шпак понял, что раздражение у него прошло. От этой мысли у старшины полегчало на душе. Опыт борьбы с танками у вас, Василий Иванович, есть, так что помогите Кошкину, если что...