Просыпайся, воевода, раздался насмешливый голос. Или так понравился винный запах, что расставаться с ним не хочется? Понимаю сам винцо люблю, хотя сидеть трое суток в пустой бочке не приходилось. Просыпайся, предстоит небольшая прогулка.
Говоривший ухватил Латипа за ворот, сильным рывком поставил на ноги, с помощью второго стража вытащил из бочки.
Что качаешься по сторонам, воевода? Небось ноги затекли от сидения? Присядь покуда на лавку и подожди, а мы твоего дружка на свет Божий извлечём. Эй, князь, ты ещё не просолился, как капуста, что была до тебя в бочке? Ха-ха-ха!
Плюхнувшись на скамью и вытянув во всю длину ноги, которые в бочке был вынужден держать постоянно согнутыми, Латип блаженно прикрыл глаза и стал шевелить босыми пальцами, поскольку с сапогами ему пришлось расстаться сразу после пленения. Столько лет прожил, а не представлял, какое это счастье вытянуть ноги и чувствовать, как утихает боль в коленях! Так он сидел до тех пор, покуда его снова не ухватили за шиворот и не встряхнули.
Опять спишь? Потом сны досмотришь, а сейчас вставай и шагай вместе с князем. Шевелись!
Поднявшись со скамьи, Латип увидел вытащенного из второй бочки князя Цагола, тоже босого, в грязной одежде, со связанными за спиной руками. Они были соседями в подвале уже трое суток, сидя в стоявших рядом бочках. О своём соседстве они узнали, когда обоих извлекли из бочек справить нужду и принять пищу, после чего они регулярно виделись по два раза в день по тем же причинам. Первые сутки они не разговаривали, будучи полностью во власти переполнявшей души ярости, до конца не веря в нелепость положения, в котором оказались. На вторые сутки они обменялись рассказами, каким образом очутились в подвале, а на третьи сутки стали строить предположения, когда и как вновь будут на свободе.
Держись, князь, на ногах, не вались на бок, сказал страж, поддерживая Цагола. И не смотри на лавку, рассиживаться нет времени. Не можешь шагать, семени ногами. И почаще, почаще.
Подталкиваемые стражами, Латип и Цагол выбрались из подвала и оказались в каменном сарае, в полу которого находился люк в подвал. В сарае к прежним стражам присоединились трое новых. В их сопровождении Латип и Цагол пересекли широкий пустынный двор и попали в большой двухэтажный дом.
Теперь можете насидеться вволю, сказал старший из стражей, вводя Латипа и Цагола в небольшую комнатку с единственным окошком, за которым виднелся ухоженный цветник.
Воевода и князь уселись в лёгкие, плетённые из прутьев кресла, однако их отдых был недолог. В комнатку быстро вошёл человек в кольчуге поверх халата и с саблей на поясе, что-то прошептал на ухо старшему из стражей, и так же спешно покинул комнатку. По команде начальника двое стражей встали с копьями у окна, один занял место у двери, а двое бесцеремонно завязали Латипу и Цаголу рты тряпками.
Сидите и слушайте, сказал им старший из стражи. Тому из вас, кто родился под счастливой звездой, уже сегодня может представиться возможность спать дома в кровати, а не в бочке. Если, конечно, он так привык к бочке, что не захочет с ней расстаться и возьмёт с собой, съязвил он.
Латип услышал, как за стеной, по-видимому, в соседней комнате, громко хлопнула дверь, отчётливо прозвучали тяжёлые шаги, и раздался незнакомый мужской голос:
Тысяцкий, ты задержался, наша встреча была назначена раньше. Ты не думал, что мог не
застать в доме никого?
Я не тысяцкий, а воевода, ответил другой голос, который Латип тут же узнал, это был голос тысяцкого Ахмата. Потом, у меня были более важные дела, чем интересоваться судьбой старого бабника, которого за ноги утащили из постели наложницы.
Для тебя есть дела важнее, чем жизнь или смерть твоего начальника? удивлённо спросил незнакомый голос. Разве вы не друзья и не соратники по походу с русами?
Друзья? Ха-ха-ха! Что общего между мной и этим старым плешивым козлом? Только одно нам обоим нравится одна и та же женщина. Но она выбрала из нас меня, и Латип не может этого простить ни ей, ни мне. Его гложет зависть, и он готов на всё, чтобы очернить меня в глазах князя и удалить из его дворца. Мы друзья лишь на словах, а на самом деле готовы перегрызть один другому глотки. Но что ты хотел сообщить мне о Латипе?
Он в моих руках, но я готов возвратить ему свободу, если получу от тебя десять тысяч золотых диргемов.
За стеной раздался хохот Ахмата.
Что? Десять тысяч золотых диргемов? Ты шутишь, незнакомец! Старый дурак не стоит и тысячной части этой кучи золота.
Воевода лучший друг твоего князя, и тот возвратит тебе истраченные на выкуп Латипа деньги. Я уверен в этом.
Возможно, и уплатит. Но если Латип друг князя, то недруг мне, и я не собираюсь оказывать ему услуги. Ты захватил его в плен и делай с ним, что пожелаешь: заставь собирать с женщинами навоз для топлива, таскать воду для полива сада, а если он ни на что не способен, продай его в рабство сарацинам или персам.
Воевода слишком стар, чтобы работать или быть проданным в рабство. Если ты его не выкупишь, я не стану тратить на него хлеб и велю отрубить голову.