Взбунтовавшаяся чернь убила шестерых моих викингов, из них двух заслуженных гирдманов, громко звучал голос ярла Эрика. Она растерзала трупы так, что их пришлось собирать в священную погребальную ладью по кускам. Жители города должны заплатить за мятеж своей кровью или принести нам за погибших большой выкуп.
На чернь нужно устроить облаву, как на зимних волков, и перевешать пойманных на площадях, заявил воевода Латип. Она должна обходить наших воинов стороной, боясь даже взглянуть на них. Если мы не накажем бунтовщиков, нам скоро станет небезопасно появляться на улицах.
Чернь не заслуживает того, чтобы мы уделяли ей внимание, сказал князь Цагол. Её необходимо уничтожать на месте там, где она встретится. Я так и велю поступать своим воинам, когда они ночью или рано утром будут возвращаться из питейных заведений либо из домов с доступными всем желающим женщинами.
Русские воеводы молчали, понимая, что цели похода в Арран у Руси и её союзников неодинаковы, а потому различно и их отношение к местному населению. Наконец Олегу наскучило слушать ярла и предводителей аланов и лазгов, и он взял слово.
Други-воеводы, заговорил он, я вместе с вами скорблю о подло убитых городской чернью наших воинах. Но давайте подумаем, по чьей указке и зачем она это свершила, заплатив за гибель двух десятков наших дружинников тремя сотнями своих трупов и куда большим числом раненых. Зачем ей это было нужно? Одно дело нападение для завладения чужими деньгами либо иным добром и совсем другое лезть под стрелы и мечи, заранее зная, что поживы не предвидится. Значит, свара голодранцев с нашими воинами была нужна не им, а кому-то другому, пожелавшему остаться в стороне. Кому? Дружинникам удалось захватить нескольких нападавших, и те признались, что получили за участие в беспорядках деньги и по кувшину вина или пригоршне зелья-дурмана. Некто желает поссорить нас с жителями, стремясь, чтобы нашим недругом был не только Эль-мерзебан за стенами Бердаа, но и горожане, опасаясь мятежа которых мы будем вынуждены постоянно держать в городе значительную часть войска, а это будет хорошим подарком Мохаммеду. Но неужто нам лучше иметь вместо одного врага двух?
Олег прервал речь, обвёл взглядом присутствующих, видимо надеясь, что кто-то пожелает ответить на его вопрос. Но те безмолвствовали, и он продолжил:
Как понимаю, превращать население долины Бердаа в своих врагов не намерен никто. Я не обмолвился, ибо жители всего Аррана судят о нас по тому, как мы относимся к обитателям их стольного града, из-за казней они будут опасаться за собственные жизни. Согласен, что надобно принять меры для предотвращения мятежей, однако я намерен сделать это без излишней крови и опасной для нас вражды с жителями. Кому мы неугодны и кто не желает пребывать с нами в Бердаа пусть беспрепятственно покинет город со всем своим имуществом. Но ежели кто из оставшихся поднимет на нас руку, он будет казнён без всякой жалости. Завтра биричи оповестят о моём решении город, и, ежели через трое суток после этого в нём произойдёт нечто подобное сегодняшнему мятежу, судьбу его жителей станете решать уже вы, а я соглашусь с вашим приговором, каким бы суровым он ни оказался. Теперь, други, можете расходиться и почивать минувший день был не из лёгких. А ты, воевода Свенельд, задержись.
Разговор Олег начал не сразу. Опустив голову, он, задумавшись, некоторое время сидел неподвижно, затем вскинул глаза на Свенельда, устало сказал:
Знаю, ты тоже недоволен моим решением. Знаю, и что ты хотел бы чтобы за всех наших убитых и раненых мятежниками город заплатил огромный выкуп, то, что у себя на Руси мы зовём «дикой
вирой» . Но как бы ни была велика вира , она вся уйдёт у нас сквозь пальцы. Её заплатит не поднявшая мятеж безденежная чернь , а состоятельные горожане, в основном купцы и торговцы, и, чтобы возвратить потерянное, они тут же поднимут цены на товары, в первую очередь на съестные припасы. Получить виру было бы выгодным делом, если бы мы вскоре оставляли город, но поскольку нам суждено находиться в нём до тех пор, покуда великий князь не велит покинуть его, нам любой ценой необходим мир с окрестными жителями. Ведь мы воюем не с Эль-мерзебаном Мохаммедом, а со всем Багдадским халифатом. Даже ежели нам сегодня удалось бы наголову разбить Эль-мерзебана, вместо него под стенами Бердаа через некоторое время появился бы его нынешний враг соперник Абу-Абд-ул-Лах-Хусейн, брат владыки Мосула и Джезирэ, который стал бы уже нашим противником. Если мы настроим против себя городских торговцев и земледельцев долины, они перестанут снабжать нас в нужном количестве продовольствием, и нам придётся либо в несколько раз дороже, чем сейчас, платить за него перекупщикам-барышникам, либо совершать за ним набеги в соседние горные селения и платить за припасы кровью. Мне очень жаль, воевода, ежели ты до сей поры не понял этого.
Ты ошибаешься, главный воевода, возразил Свенельд, я это давно уразумел. Наше войско могут покинуть сегодняшние союзники, великий князь может сменить нынешних воевод и тысяцких, а нам с тобою придётся находиться в Бердаа до конца... покуда халифат не обломает о нас зубы и не оставит в покое, либо покуда мы не сложим здесь головы. И ежели нам не суждено превратить арранцев и жителей Бердаа в своих союзников или друзей, то уж никак не позволительно делать из них врагов.