Слегка склонив голову, он по-армейски щелкнул каблуками и вышел из затемненной комнаты, в которой воздух ему казался теперь спертым и удушливым, в широкую анфиладу, где продолжалось шумное застолье.
Смоллетт остался, выпил немного виски, закурил еще одну сигару, проделав с ней ту же самую процедуру, что и с прежней, и вновь опустился в кресло. Своей сегодняшней миссией он был крайне недоволен, посчитав ее проваленной.
о как страшно было, когда оно открывалось и света в камере становилось больше, ему мерещилось, что над ним возвышается Сатурн, пожирающий своих новорожденных детей, а рядом пристроился Молох в ожидании, что ему тоже вот-вот станут приносить в жертву младенцев.
Первый оказавшийся на пути сил вторжения погранпост у кишлака Пата Кисар был разгромлен в считаные минуты сокрушительными ударами с земли и воздуха. Из полсотни его защитников в плен были взяты только двое, остальные погибли. Вскоре таким же образом был обращен в пустынную пыль и спешивший им на помощь гарнизон соседней заставы Сиях-Герд.
Цель рейда Рагиб-бея была прорваться к Мазари-Шарифу, столице Афганского Туркестана, и, закрепившись в ней, идти потом на соединение с основными силами Амануллы-хана, свергнутого за три месяца до этого таджикскими повстанцами авантюриста и разбойника Бача-и Сакао, который в итоге захватил Кабул и провозгласил себя вторым эмиром Афганистана под именем Хабибулла II.
Первичная поставленная задача была достигнута довольно легко. По пути к конечному на данном этапе пункту следования один за другим пали города Келиф и Ханабад. Ровно через неделю после вторжения Рагиб-бей взял штурмом Мазари-Шариф и почти на полмесяца оказался в нем наглухо запертым.
Какого черта надо было сюда лезть, Сашок, когда командование знало, что здесь басмачей больше, чем песка в Каракумах, сетовал Рагиб-бей своей правой руке Али-Азваль-хану, в миру красному комбригу Александру Черепанову, на второй день своего сидения в Мазари-Шарифе.
Было 26 апреля. Захваченный красным отрядом город осаждающие оставили без воды, они отвели в сторону все арыки. Запасы стремительно истощались, часть людей погибла во время жестокого штурма, предпринятого накануне афганскими регулярными подразделениями (их в отряде Рагиб-бея считали мятежниками, поскольку они поддерживали нового эмира), расквартированными в соседней крепости Дейдади, местными ополченцами и подоспевшими им на подмогу басмачами Ибрагим-бека.
В штабе отряда царила нервозная обстановка.
Эти фанатики шли на приступ, не думая о смерти, оценил степень сопротивления автохтонов Али-Азваль-хан Черепанов.
В том-то и дело, согласился с ним Рагиб-бей и зло посмотрел на Хайдара, кадрового афганского офицера, своего начальника штаба. Где, я спрашиваю вас, любезный, широкая поддержка местного населения, которую нам обещал ваш словоохотливый генерал Гулам-Наби-хан Чархи? Видимо, он засиделся послом в Москве и маленько позабыл об истинных людских настроениях в своей стране.
Хайдар молчал. Ему нечего было ответить. В марте министр иностранных дел Афганистана Гулам-Сидик-хан по протекции Чархи встретился в Кремле со Сталиным, и они оба сумели убедить генсека в том, что режим Амануллы от полного краха и прихода в Афганистан англичан может спасти только активное военное вмешательство. Сидик-хан тогда так напрямую и предложил советскому вождю: «Если вы, мол, хотите осуществить мировую революцию, то начинайте ее в Афганистане. Здесь это пройдет легче всего».
Сталин поверил и дал соответствующее распоряжение «помочь афганским товарищам». А Примаков, измеряя теперь нервными шагами пространство в своем походном штабе, думал, как бы выйти из создавшейся неблагоприятной ситуации и не положить в этих диких местах всех своих людей.
Вашим соотечественникам все равно! продолжал он напирать на Хайдара. Они готовы все здесь умереть за своего Аллаха. Но их много таких желающих. Миллионов пять-шесть наберется. А у меня только две тысячи человек. Уже даже меньше, и их дома находятся далеко отсюда.
Чархи хитрый лис, ответил афганец. Недаром Аманулла держал его в Москве. Этот кого хочешь может обвести вокруг пальца. Даже вашего товарища Сталина.
В каком смысле? переспросил Рагиб-бей.
А в таком, что никакой мировой революции у нас быть не может. Здесь все привыкли руководствоваться только наставлениями из Корана и никакого «Капитала» знать не захотят.
Тогда зачем все это? Рагиб-бей поправил шашку на поясе и уселся на стул.
Аманулла и его люди грабят страну, объяснил Хайдар. Больше
их ничего не интересует. Народ за это их люто ненавидит и, следовательно, нас не поддержит.
Вы меня не совсем поняли, уважаемый Хайдар. Зачем все это надо нам? Может, тогда мне стоит договориться с осаждающими и повернуть своих людей обратно?
Расстреляют за невыполнение приказа, мрачно заметил Али-Азваль-хан.
Вот именно, что расстреляют. С позором. А что прикажете делать мне, когда вместо всеобщего ликования по случаю начала мировой революции мне стреляют в грудь и спину, морят и заставляют страдать от жажды моих бойцов?