Овсянников назвал.
Не помню такой фамилии, огорчилась она. Нет, не припоминаю, вроде не учился с нами Бовин. И потом Василий. В классе ни одного Васьки не мельтешило, это вот твердо помню... А что, он что-то сделал?
Овсянников было приготовился ответить по стандарту: «Проверяем». Однако откровенность требовала ответной откровенности, и он сказал:
Тень на нем. Надо снять с человека эту тяжесть. Если, конечно, подозрения не подтвердятся.
Достал картонку с фотографиями троих молодых мужчин каждая фотография была заверена печатью. На одной из них бычился Бовин это был снимок 1948 года.
Посмотрите, пожалуйста, Евдокия Михайловна, как можно внимательнее: узнаете здесь кого-нибудь?
Нет, и теперь память не смогла ей помочь. И тут она вдруг всплеснула руками:
Погоди-ка, погоди, где-то же хранится групповая фотография всего нашего выпуска!
Овсянников едва не вскрикнул от радости вслед за ней. Но оказалось, рано порадовался: сумбурные поиски не принесли результата.
Пообедаем, вынесла решение хозяйка, а тогда и возьмусь без суеты. Найду обязательно, не тужи́сь.
Овсянников от обеда отговорился, что касается фотографии, условились, что заедет, чтобы взглянуть на нее, на следующий день. После этого он вооружился карандашом и блокнотом, попросил:
Понимаете, Евдокия Михайловна, судьба человека решается, я должен, просто обязан опросить всех, кто уцелел из тогдашних выпускников.
Немного их, уцелевших-то, вздохнула учительница. Я и сама-то чудом жива осталась: меня немец угнал на работы в Белоруссию, едва не сгинула там... Ой, что это я о себе, все о себе, не по делу. Значит, пиши прежде всего Володю Цыбина, он здесь, в Орле, только я с ним не общаюсь, с адресом сам определишься. Цыбин Владимир Алексеевич. А жена у него Надя, Надежда Афанасьевна, по фамилии Зубилина, она в 10-м «Б» училась. Про нее надо тебе?
Обязательно, Евдокия Михайловна, вдруг и ей что-то вспомнится.
Тогда ладно. Хорошо. Так. А еще здесь же, в Орле, Недотепа с женой...
Такая фамилия Недотепа?
Прозвище. Со школы. Он увалень такой был, никуда никогда не спешил, вот и прозвали Недотепой. А вообще-то с головой и с руками, умелец, увлекся садоводством, на одном стволе семь сортов яблок вырастил... Ой, извини, опять не по делу.
Это все к делу, Евдокия Михайловна, только еще бы и фамилию.
Как раз фамилию-то она вспомнить и не смогла. Зато продиктовала ему фамилии и адреса двух соклассниц, живущих одна в Алма-Ате, другая в Москве.
Проводила обещанием:
Насчет фотографии не тужи, найду. Можешь прямо с утра приехать. И Недотепу вспомню. Успокоюсь и вспомню. Не тужи.
От Евдокии Михайловны Овсянников отправился в горотдел милиции там, как она и предсказала, ему действительно помогли с адресом Цыбиных. Причем тут же, сразу. Точнее, все было сделано за те несколько минут, пока он успел сжевать у них в буфете полдесятка бутербродов с подсохшим сыром, запив их стаканом яблочного сока.
Поверх всего этого ему была предложена машина, только ее следовало подождать. Минут, может быть, тридцать-сорок. Он поблагодарил и отказался: такие паузы, считал он, укорачивают жизнь. На что начальник отдела, полковник со смеющимися глазами, возразил, подняв указательный палец:
Жизнь, милый мой, укорачивает спешка и ничто иное.
Дорога отняла почти целый час Цыбины жили в новом районе города, и Овсянников под конец стал жалеть, что не внял доводам полковника.
Зато сам дом отыскал без труда. На зов дверного звонка вышел высокий, сухощавый человек в наброшенном на плечи офицерском кителе без погон (в последующем разговоре выяснилось, что он в отставке, ушел в звании подполковника). Овсянников представился, сказал, что приехал по рекомендации Капустиной.
Надя, позвал хозяин, Надюша, к нам товарищ из КГБ, его Евдокия Михайловна прислала.
Из кухни выглянула пожилая женщина с энергичным лицом, поздоровалась с Овсянниковым, сказала ему:
Меня Надеждой Афанасьевной зовут, муж Владимир Алексеевич. А вас как звать-величать?
Юрий Петрович, ответил за него Цыбин. Мы уже познакомились.
Тогда она приказала мужу:
Что же ты, Володя, приглашай же человека,
видишь ведь, я не прибрана.
Сняв плащ, Овсянников прошел вслед за хозяином в комнату. При этом его внимание невольно остановило то, что дверь, ведущая из прихожей, не откинулась, как обычно, им навстречу, а неслышно откатилась в сторону на роликах.
Как удобно! непроизвольно вырвалось у него.
Владимир Алексеевич оглянулся, пробурчал сердито:
Это же одно безобразие, сколько в малогабаритках воруется площади из-за дверей!
Подошла, переодевшись, Надежда Афанасьевна, остановила мужа:
Чем возмущаться, лучше бы нарисовал человеку схему, смотришь, и он у себя такое смастерит.
Владимир Алексеевич и в самом деле взял карандаш, бумагу, принялся набрасывать план переустройства двери, давая пространные пояснения.
Наконец, слово было предоставлено Овсянникову, и он коротко изложил цель визита. Увы, Владимир Алексеевич не смог припомнить в числе тех, кто с ним учился в 10-м «А», человека по фамилии Бовин.
А что, он что-то сделал? не удержался от любопытства.
Овсянников не успел ответить, его опередила Надежда Афанасьевна: