Будь Курымушка такой же, как его братья, из большой тайны кровавого гусака он бы мог себе против них сделать маленькую тайну, подобно сушеной груше, но Курымушке это и в голову не пришло. Только он понял из этого, что есть тайны большие, которые остаются с самим собой, и есть тайны маленькие они выходят наружу, и ими люди постоянно мучат друг друга. Вот эта мучительная тайна сушеной груши как бы просто, казалось, открыть ее, рассказать всем и сразу покончить, а поди открой, ведь не в груше тут дело, а в тайне, и тайна эта с каждым днем все нарастает и нарастает. И у старших есть свои тайны у Софьи Александровны со старцем, у Дунечки с Бледным господином, и старец и Бледный тоже, наверно, пугают какой-нибудь сушеной грушей. А поди-ка вот скажи вслух про нее.
БОЛЬШОЙ ГОЛУБОЙ
знаю, не миновать этого. Но все-таки совсем он один мальчуган, и я, сам отец, тогда прошу, умоляю: «Отец, отец, если уж неизбежно страдать, то помоги этому мальчику побороть Голубого, не сделай его напрасной жертвой, не доведи мне слышать его стон, подобный крику уносимой ястребом птицы».
Есть тайна у Курымушки, и такая страшная, что если бы ее братья узнали, так лучше съел бы в пшенице кровавый гусак.
Пришло это не от греха, а как-то само собой, когда он смотрел в окошечко яблони на гостей и слушал, как они, такие радостные, хорошо одетые, между собой говорили:
Бедная Мария Ивановна, вот уж как трудно ей, наверно, с хозяйством. Некогда за детьми посмотреть и не на что, должно быть, гувернантку нанять. Дети совсем одичали.
А как хорошо бы здесь жить богатым! Это настоящее дворянское гнездо. Смотри, Катя, вот это дерево называется голубая сосна.
Ее звали Катя.
В другой раз Курымушка слышал другой разговор, и ее звали Маруся. Но когда пришла Маруся, Кати не было, и когда Надя пришла не было Маруси, она всегда была одна, и эта она так радовала и так мучила Курымушку. Она всему радует и от всего спасает, но тайну эту никому сказать нельзя, и если узнают, то пусть лучше уж явится кровавый гусак. Тайну легко выдать за обедом, когда в разговоре скажут «Маруся», и вдруг огненно покраснеешь, раз обмануть, два обмануть, но когда-нибудь догадаются. Спасение тут бывает одно: когда скажут «Маруся», нужно самому прошептать «кровавый гусак», и тогда встают перед глазами ужасные картины: и ад, и сатана, и небо по краям загорается, конец мира наступает, архангел трубит, встают мертвые. Тогда он бледный сидит за столом, и мать участливо спрашивает:
Что с тобой? Отчего ты такой бледный?
Должно быть, муху проглотил, отвечает Курымушка.
Какой-то старший, большой, и добрый, и Голубой, чудится иногда Курымушке, ему бы все это как другу сказать, и он, ведающий всеми тайнами, улыбнулся бы и все с него снял.
Отец, отец, пожалей своего мальчика!
МАРЬЯ МОРЕВНА
Она вошла и сказала:
Мама моя велела спросить вас, Марья Ивановна, не разрешите ли вы ей побродить в саду и в парке, ей хочется побыть с родными у нас столько здесь воспоминаний.
Потом вошла и сама генеральша, бывшая хозяйка имения, в золотых очках, еще не старая женщина в черном.
Долго они потом ходили обнявшись по аллее, сидели на лавочке, и Курымушка из-за своей яблони в окошко ствола видел, как генеральша вытирала слезы платком, слышал все их разговоры между собой.
Там было бабушкино дерево. Цела ли еще эта яблоня? спросила дочь генеральши.
А вон стоит.
Возле нее был налив?
И налив на своем месте.
«Не убежать ли, схватился Курымушка, а то еще вспомнят и розанку». Но подняться было опасно, а главное, в это окошко, поверх зеленой травы, так хорошо было смотреть на Марью Моревну и думать: «Вот это она, вот это она пришла, настоящая».
Генеральша говорила:
Нужно отдать справедливость этим купцам: они хорошо берегут сад, и сколько цветов у них у нас этого не было. А помнишь, где-то была тут старая яблоня розанка, и внизу в стволе ее было окошко.
Помню, как же Да вот и она стоит!
Ну пойдем посмотрим.
Курымушка не успел убежать. Марья Моревна заглянула в окошко и сказала:
Посмотри, мама, какой тут в траве чудесный бутузик лежит.
Подошла няня, очень важная, подобралась вся и осмелилась:
Мария Ивановна просит вас откушать, ваше превосходительство.
Какая там уж превосходительство! улыбнулась генеральша.
Вот настоящие господа! говорила няня после Курымушке.
А мы-то не настоящие?
Ну, какие мы господа, мы купцы!
Никто не мог так радоваться гостям, как мать, она вся сияла, встречая, и шептала Дунечке про дочь: «Вот настоящая тургеневская женщина!» Чего-чего тут для них не наготовили!
За обедом Курымушка узнал отличие настоящих господ: они ели не церемонясь, сами просили подложить, если есть хотелось, и отказывались сразу, если кушанье не нравилось. Еще думал Курымушка, что Марья Моревна, конечно, и есть та самая она, про которую все говорят кра-са-ви-ца, но что это значит, как узнают это сразу взглянут и скажут: кра-са-ви-ца! об этом он так решил: «Простая женщина с разными людьми говорит разным голосом и улыбается разно, а красавица одинакова со всеми богатыми и бедными, большими
и маленькими, да! Вот это главное ее отличие: с маленькими она говорит совсем как с большими. Но что, если вдруг, в ужасе подумал Курымушка, она эта настоящая и единственная она за столом ему что-нибудь скажет, ведь он непременно тогда ужасно покраснеет, и всем откроется его тайна, что это она!» На всякий случай он приготовился и стал держать в уме кровавого гусака, чтоб сразу пустить и вызвать ужасную картину ада и светопреставления. И вот правда Марья Моревна смотрит прямо на него, улыбается