На дне жилища паука оно глубиной более полуметра лежит недавно сброшенная линочная шкурка. Паук перелинял и теперь превратился во взрослого самца, стройного, с длинными ногами и поджарым брюшком. Во время линьки паук совершенно беспомощен, поэтому и закрыл свою обитель занавеской, предупредив возможное появление непрошеных посетителей.
Я поглядываю на небо, на пустыню: большое и красное солнце клонится к чистому горизонту. Следя за ним, медленно поворачивают свои белые с желтым сердечком лепестки тюльпаны, и полянка между холмами все время меняет свой облик. Солнце почти коснулось горизонта. Пустыня потемнела. От застывших барханов протянулись синие тени. Сухая травинка, склонившись над гладким песком, вычертила полукруг своеобразную розу ветров свидетельство того, что здесь недавно гулял западный ветер. Вглядываясь в четкий полукруг, невольно перевожу взгляд на катышки. Они расположились полукругом к востоку! Незнакомцу было легче относить от своего жилища груз по ветру. Видимо, строитель не так уж силен и не столь легка его ноша. И тогда я догадываюсь, где должна быть норка, вычерчиваю линию полукруга, провожу от нее радиусы и в месте их схождения, в центре предполагаемого круга, осторожно лопаткой снимаю песок. Расчет оказался верен. Передо мной открывается норка. Еще несколько минут раскопки, и вдруг песок разлетается в стороны, и наверх выпрыгивает такой же, как и прежде, светлый, с легкими коричневыми полосками и пятнышками паук. В его черных выразительных глазах отражается красное солнце, коснувшееся краем синего горизонта.
Я с интересом разглядываю хозяина жилища. Это еще незрелая самочка. Ей предстоят одна-две линьки. Она соскабливала ядоносными челюстями (они даже слегка притупились от такой непривычной работы) мокрый влажный песок, скатывала его в круглые тючки, обвязывала их нежнейшей паутинной сеткой и выносила наверх. Иначе не вынести песок из норы. Я вглядываюсь в катышки через лупу и кое-где вижу остатки поблескивающей паутины.
Как часто натуралисту помогает чисто случайное совпадение обстоятельств! Находкой я обязан сухой былинке, склонившейся над песком. Она вычертила розу ветров и помогла найти норку. Теперь я легко угадываю по катышкам норки и всюду в них нахожу незрелых самок, заметно уступающих размерами своей мужской половине.
А время идет. Тюльпанчики перестали глядеть на солнце, сложили лепестки, закрыли желтые сердечки и стали как свечечки. Желтые цветки гусиного лука тоже сблизили венчики-пальчики.
Возвращаясь к биваку, я думаю о том, почему убежища самок закрыты наглухо, а самцы все же оставили что-то подобное кисейной оболочке? Неужели потому, что самке, продолжательнице рода, полагается быть более осторожной! Самцы созрели раньше, потому что по паучьему обычаю они скоро должны бросить свои насиженные жилища, в которых прошли их детство и юность, и приняться за поиски подруг. Жизнь в пустыне приспособлена к самым неблагоприятным условиям. Самцам предоставляется изрядный запас времени для поисков самок, и если сейчас здесь им и нетрудно найти теремки своих невест, то, наверное, в тяжелые времена, хотя бы в то далекое время, когда эти застывшие барханы струились от ветра песчаной поземкой, брачные поиски были тяжелы и нередко кончались неудачей.
Утром, прежде чем мы отправились дальше в путь, еще находка! Катышки песка выброшены из норы, как всегда, полукольцом, но на месте норки глубокая копанка, следы чьих-то лапок и длинного хвоста. Вблизи, на склоне бархана, возле норы сидит песчанка, долго и внимательно смотрит на меня, потом встает столбиком
искать обходы, чтобы не зацепиться мостами за землю. Но кто бы мог их проделать? Вскоре дорога начинает пересекать очень крутые извилины когда-то бывшей реки. Вдруг впереди на дорогу выскакивает каменка и с той же поспешностью бросается обратно, вновь выскакивает и так с десяток прыжков в быстром темпе. Останавливаю машину, смотрю на непонятное представление и вижу дальше метрах в пятидесяти на дороге вторую такую же каменку в точно такой же пляске. Потом обе птицы усаживаются на куст саксаула и, сверкая черными глазами, всматриваются в машину и спокойно отлетают в сторону.
В пасмурную погоду исчезли все черепахи, будто сквозь землю провалились. На остановках Кирюшка старательно обследует кусты и норы песчанок и выволакивает черепах. Нелегко выкопать столь тяжеловесное создание со значительной глубины. Несмотря на это, добычу свою собака, как всегда, аккуратно укладывает под машину.
Не зря черепахи закопались в норы. В прохладу они беспомощны.
Путь наш дальше неизвестен, и продуктами мы не особенно богаты. Не набрать ли с собой в качестве живого провианта черепах? Сварим из них суп, попробуем изжарить. Вскоре десяток грузных созданий копошатся в мешке, пытаясь выбраться на волю. И вдруг одна из пленниц принимается жалобно, с каким-то придыханием, стонать будто просит о помиловании, сетует на свою судьбу. Нет, не в силах мы слушать эту мольбу и выпускаем весь улов на волю к величайшему негодованию собаки.
С барханов на солончак ночью заполз песчаный удавчик. Ему повезло. Он отлично поохотился, кого-то съел и раздулся до неузнаваемости настоящая колбаса. Сытого удавчика одолевает непреодолимая лень. Ему бы возвратиться на бархан, где так легко зарыться в песок. Нашел первую попавшуюся норку, но в нее поместилась только передняя часть тела, остальное осталось торчать снаружи. Осторожно вытащил его из норки, чтобы сфотографировать, и положил на чистое место. Ему бы, такому сильному, вырваться из рук, убежать, но куда там, если живот набит до отказа. Свернулся пирамидкой, лежит, даже язычок высунуть ленится.